Книга Предвестники викингов. Северная Европа в I-VIII веках - Александр Хлевов

Про «жилище скандинава» говорилось ранее. Значительная доля населения, и не только мужского, проводила существенную часть жизни на палубе судна — в многомесячных походах, в переселениях и колонизационных поездках, в торговых путешествиях. Корабль был таким же жилым комплексом, как и сухопутное жилище.

Корабль был мобилизационной единицей — единицей, в которых измерялось собираемое войско, — следовательно, средством объединения коллективов корабельщиков и команд. Значительная доля мужчин Севера осознавала себя в том числе и как члена команды конкретного судна — они совершенно точно знали, какое именно весло им предстоит держать во время морского похода и чью спину видеть перед собой.

Корабль был важнейшим представительным средством. Слава конунга, в особенности морского конунга, базировалась едва ли не прежде всего на том, сколь хорош и красив его корабль, каковы его боевые и мореходные качества. Несомненно, вид входящего во фьорд судна создавал совершенно ясное представление о мощи и личных качествах его владельца. Многочисленные примеры саг подтверждают, что «по одежке» встречали довольно часто.

Корабль — излюбленный предмет воспевания в скальдической поэзии. Немногие понятия в жизни скандинавов могли поспорить по количеству эпитетов с судами морских конунгов. Снорри в «Языке поэзии» приводит 25 кеннингов корабля (64; 157).

Наконец, корабль — неотъемлемый спутник и необходимое средство передвижения павшего в мир иной. Традиция погребения в корабле является существеннейшей составной частью скандинавской культурной традиции, обнаруживая постоянство как в ритуальном I оформлении реальных погребальных комплексов, так и в многочисленных изображениях на каменных стелах. Традиция ухода из мира живых на великолепном боевом корабле, небольшой рыбацкой лодке или просто в окружении камней, выложенных в виде контура корабля, пронизывала все скандинавское общество, не минуя женщин (Усебергское погребение) и людей далеко не хевдингского звания. Как мы видели, корабль в качестве дара богам был известен уже в I тыс. до н. э., а вообще культовый характер имеет едва ли не большинство наскальных кораблей древнейшего периода,

Обряд перехода в мир иной с посредничеством плавсредства был разработан детально. Он чрезвычайно широко варьирует в зависимости от субрегиона, хронологического периода и конкретного статуса погребенного. Дифференциация эта детально прослежена, по крайней мере, для вендельского времени и эпохи викингов (50). Наличествует и практически необозримый круг публикаций конкретных памятников, дающих богатую палитру стилей и традиций.

Исследования погребений в ладье активизировались и получили систематическое развитие с 1880-х гг. (190) (206). Несколько сотен ладей, сопроводивших своих хозяев в иное измерение, было исследовано за прошедшие десятилетия. Несмотря на большое количество публикаций и аналитических работ, реальную картину функциональной роли этого обряда, присущего многим слоям общества и всем половозрастным группам, удалось создать лишь Г.С. Лебедеву (47). Вопреки активно проводившемуся в скандинавской литературе мнению о принадлежности большинства вендельских ингумаций в ладье «крестьянской аристократии», «могучим бондам», им было высказано совершенно аргументированное и здравое суждение о том, что эти погребения принадлежат высшему слою общества — вендельской знати, отчетливо выделяющейся в этот период на общем социальном фоне (47; 157–166).

Четырехвесельная лодка из Квальзунда

Подчеркнем лишь, что погребение с кораблем приобрело в Скандинавии I тыс. н. э. столь универсальный и всеобщий характер, что стало, без сомнения, этно- и культуроопределяющим элементом жизни. Причем мы располагаем лишь теми объектами, которые погребены на суше. За кадром остается отчетливо присутствующая в письменных источниках традиция погребения воина на отплывающем от берега судне, которое могло при этом поджигаться либо отправляться в мир иной в неповрежденном состоянии.

В час предначертанный Скильд отошел, Воеводитель в пределы Предвечного. — Тело снесли его слуги любимые на берег моря, как было завещано Скильдом, когда еще слышали родичи голос владычный в дни его жизни. Челн крутогрудый вождя дожидался, льдисто искрящийся корабль на отмели: там был он возложен на лоно ладейное, кольцедробитель; с ним же, под мачтой, груды сокровищ — добыча походов. Я в жизни не видывал ладьи, оснащенной лучше, чем эта, орудьями боя, одеждами битвы — мечами, кольчугами: все — самоцветы, оружие, золото — вместе с властителем будет скитаться по воле течений. В дорогу владыку они наделили казной не меньшей, чем те, что когда-то в море отправили Скильда-младенца в суденышке утлом. Стяг златотканый высоко над ложем на мачте упрочив, они поручили челн теченьям: сердца их печальны, сумрачны души, и нет человека из воинов этих, стоящих под небом, живущих под крышей, кто мог бы ответить, к чьим берегам причалит плывущий.

(Беовульф, 26–52)

Существующая наряду с этим обрядом традиция погребения в корабле на морских волнах, но с дополненная кремацией, описана — как прототип погребения на суше — в «Младшей Эдде»:

Асы же подняли тело Бальдра и перенесли к морю. Хрингхорни звалась ладья Бальдра, что всех кораблей больше. Боги хотели спустить ее в море и зажечь на ней погребальной костер. Но ладья не трогалась с места. Тогда послали в Страну Великанов за великаншей по имени Хюрроккин. Когда она приехала — верхом на волке, а поводьями ей служили змеи — и соскочила наземь, Один позвал четырех берсерков подержать ее коня, но те не могли его удержать, пока не свалили. Тут Хюрроккин подошла к носу ладьи и сдвинула ее с первого же толчка, так что с катков посыпались искры, и вся земля задрожала. Тогда Тор разгневался и схватился за молот. Он разбил бы ей череп, но все боги просили пощадить ее.

Потом тело Бальдра перенесли на ладью, и лишь увидела это жена его Наина, дочь Непа, у нее разорвалось от горя сердце, и она умерла. Ее положили на костер и зажгли его. Тор встал рядом и освятил костер молотом Мьелльнир. А у ног его пробегал некий карлик по имени Лит, и Тор пихнул его ногою в костер, и он сгорел.

Множество разного народу сошлось у костра. Сперва надо поведать об Одине и что с ним была Фригг и валькирии и его вороны. А Фрейр ехал в колеснице, запряженной вепрем Золотая Щетина, или Страшный Клык. Хеймдалль ехал верхом на коне Золотая Челка, Фрейя же правила своими кошками. Пришел туда и великий народ инеистых исполинов и горных великанов. Один положил на костер золотое кольцо Драупнир. Есть у этого кольца с тех пор свойство; каждую девятую ночь капает из него по восьми колец такого же веса. Коня Бальдра взвели на костер во всей сбруе