Книга Генеральская правда. 1941-1945 - Юрий Рубцов

Из опасения выпустить из рук штурвал власти Сталин и его окружение развязали в Вооруженных Силах в 1937—1938 гг. широкомасштабные репрессии. Общее число лиц высшего комначполитсостава РККА (от бригадного до высшего звена) в 1936—1941 гг. составило 932 чел., в т.ч. 729 расстрелянных[112]. Это означало подлинную катастрофу, несоизмеримую по масштабам даже с потерями в годы Великой Отечественной войны, когда погибли, умерли и были репрессированы вдвое меньше военачальников.

Что побудило вождя обрушить невиданный в истории удар по командному и политическому составу собственной армии, да еще в предвидении войны? Если коротко, то опасения, что крупные военачальники, все более определявшие лицо армии — М.Н. Тухачевский, А.И. Егоров, И.П. Уборевич, И.Э. Якир и их более молодые последователи откажут ему в поддержке в условиях крайнего обострения внутриполитической обстановки. Сталин опасался именно их — широко образованных, самостоятельно мыслящих. Не зря с тех времен бытует история о том, как маршал С.М. Буденный, озадаченный размахом репрессий, пришел к своему давнему соратнику, такому же лихому рубаке О.И. Городовикову с вопросом: что делать? «Не боись, Сема, — был ответ. — Нас не возьмут. Посмотри вокруг — берут-то шибко умных».

Решимость вождя подпитывало острое соперничество в армейской верхушке между интеллектуальной элитой Вооруженных Сил и малообразованным окружением наркома обороны К.Е. Ворошилова. Лагерь «кавалеристов» когда спокойно, а когда и злорадно-заинтересовано следил, как выкашивался слой «шибко умных», пока по своим внутренним законам водоворот репрессий не стал затягивать и их самих.

Документально установлено, что Сталин ежедневно получал протоколы допросов арестованных, часто вызывал наркома внутренних дел Н.И. Ежова и его заместителя М.П. Фриновского, непосредственно участвовавшего в фальсификации обвинения, для доклада. Так что популярные у сталинистов версии, будто генеральный секретарь ничего о репрессиях не знал и потому не имел возможности во что-либо вмешаться, не имеют под собой ни малейшей почвы. Все шло по заранее намеченной колее при соблюдении бюрократических процедур, что придавало происходящему особенный цинизм. Например, через два дня после ареста Тухачевского Политбюро по указанию Сталина поставило на голосование членов ЦК предложение об исключении Михаила Николаевича из партии и «передаче» его дела в Наркомвнудел, будто маршал в это время находился не в ежовских застенках, а где-нибудь на курорте.

Острое недоверие к высшим военным довлело над вождем и в ходе Великой Отечественной войны, накладывая негативный отпечаток на взаимоотношения с генералитетом.

Сталин, конечно, не был полководцем в изначальном смысле этого слова. Правильнее называть его военачальником, высшим военным деятелем и оценивать его вклад в победу над фашистской Германией с учетом именно этого обстоятельства. В годы войны он занимал шесть высших постов в государстве — генерального секретаря ЦК ВКП(б), председателя Совета народных комиссаров СССР, председателя Государственного Комитета Обороны, председателя Ставки ВГК, Верховного Главнокомандующего Советскими Вооруженными Силами, наркома обороны СССР. Учитывая менталитет советского народа и крайнюю степень централизации государственной власти, принятие им на себя важнейших государственных обязанностей положительно сказалось на отражении фашистской агрессии.

Как политический руководитель он, бесспорно, имел немало достоинств. A.M. Василевский, чаще других полководцев встречавшийся с И.В. Сталиным, считал его, особенно со второй половины Великой Отечественной войны, «самой сильной и колоритной фигурой стратегического командования»[113].

Маршал отмечал в Верховном Главнокомандующем огромный природный ум, удивительно большие познания, способность аналитически мыслить, жесткую требовательность. С таким выводом выражали солидарность многие государственные и военные деятели.

Верховный хорошо представлял себе обстановку на фронтах, твердо помнил состав и дислокацию резервов. Благодаря феноменальной памяти он знал не только командующих войсками фронтов и армий, но и многих командиров соединений. Журнал посещений его кремлевского кабинета пестрит фамилиями A.M. Василевского, Г.К. Жукова, А.И. Антонова, Н.Н. Воронова, А.В. Хрулева, А.А. Новикова, А.С. Яковлева, А.Н. Туполева, десятков других лиц.

Окружающие обращали внимание на умение вождя быстро вникать в суть сложных военно-политических вопросов и подчинять интересам политики решение экономических и стратегических проблем. Во время визита в Москву в августе 1942 г. У. Черчилль продемонстрировал ему план «Торч» по высадке союзников в Северной Африке. И не мог сдержать удивления, насколько «русский диктатор быстро и полностью овладел проблемой, которая до этого была новой для него. Очень немногие из живущих людей, — вспоминал британский премьер, — могли бы в несколько минут понять соображения, над которыми мы так настойчиво бились на протяжении ряда месяцев. Он все это оценил молниеносно»[114].

Но вот выполнение Сталиным функций Верховного Главнокомандующего было весьма противоречивым. На его деятельности, особенно в первые годы войны, отрицательно сказывались отсутствие систематизированных военных знаний и боевого опыта, недостаточное стремление опираться на профессиональных военных и гипертрофированная вера в собственную непогрешимость.

Крупнейшим недостатком в подготовке к войне стало отсутствие к ее началу готовой системы стратегического управления Вооруженными Силами. В спешке, после несколько реорганизаций были сформированы Государственный Комитет Обороны и Ставка Верховного Главного Командования, не сразу определилась кандидатура Верховного Главнокомандующего. Права и обязанности высших должностных лиц государства и руководителей Наркомата обороны, Генштаба не были четко регламентированы. Гражданские лица, вроде В.М. Молотова или Л.П. Берии, опираясь на свое положение в государственной иерархии, считали нормальным вмешиваться в оперативное управление войсками.

Со своей стороны, Сталин по привычке к самовластию не придерживался никакой субординации и не считался с давно отработанной в военной среде системой выработки и исполнения приказов и директив. Многие решения принимались им единолично и из-за слабой оперативно-стратегической подготовки были весьма неудачными.

Таковой оказалась уже первая директива военным советам фронтов от 22 июня 1941 г., требовавшая вопреки реально складывавшейся обстановке нанести контрудары по вторгшемуся на советскую землю противнику. В условиях потери управляемости, значительного превосходства противника наши войска не могли подготовить такие контрудары и терпели крупные поражения, неся огромные потери. Подобные примеры можно множить и множить.

Вот один из них. Как писал адмирал Н.Г. Кузнецов, Верховный, намечая, например, высадку десанта в Керчи в конце 1941 г., не посчитал необходимым предварительно обсудить план операции с флотским руководством, определить потребность в материальных средствах, наметить реальные сроки готовности. Такого рода действия адмирал объяснял пренебрежением Сталина к мнению профессионалов при его собственной явно недостаточной компетенции.