Книга Генеральская правда. 1941-1945 - Юрий Рубцов

Даже вождь, столько лет благоволивший Мехлису, вынужден был признать, что его некомпетентность в военном деле, произвол, диктаторские замашки несли опасность всей системе власти, интересам правящей элиты. Трагедия, однако, состояла в том, что такое прозрение было оплачено жизнью сотен тысяч воинов.

Несколько слов надо сказать и о другом участнике крымской коллизии — командующем фронтом генерале Козлове. Он был таким же, как и Мехлис, продуктом тридцать седьмого года, только с обратным знаком. Как верно подметил Сталин, когда вызвал к себе генерала, раздавленного трагедией на керченской земле, его страх перед Мехлисом был куда сильнее, чем перед противником. Гражданское мужество изменяло ему (да только ли одному Козлову) под гнетом воспоминаний о том, как расправлялись с неугодными военными кадрами до войны, что, в свою очередь, породило у генерала страх перед стоящими за Мехлисом высокими инстанциями, боязнь ответственности, опасение противопоставить разумное с точки зрения военной науки решение безграмотному, но амбициозному напору представителя Ставки.

Дмитрия Тимофеевича Козлова поражение вверенного ему фронта подкосило основательно. Хотя уже в следующем, 1943 году ему было возвращено генерал-лейтенантское звание, к былым командным высотам он уже не поднялся. И всю жизнь ощущал себя в качестве опального, надо понимать — незаслуженно наказанного.

В 1966 г. он писал бывшему сослуживцу генерал-лейтенанту инженерных войск А.И. Смирнову-Несвицкому, начальнику инженерных войск Крымского фронта: «Опала моя длится вот уже почти 25 лет. В моей памяти часто встают события тех дней. Тяжко их вспоминать, особенно потому, что вина за гибель всех наших полков лежит не только на нас, непосредственных участниках этих боев, но и на руководстве, которое осуществлялось над нами. Я имею в виду не профана в оперативном искусстве Мехлиса, а командующего Северо-Кавказским направлением и Ставку...

Я очень жалею, что не сложил там свою голову. Не слышал бы я несправедливостей и обид, ибо мертвые сраму не имут.

Но не удалось мне, несмотря на то, что уходил из Еникале с арьергардными частями Волкова. Тогда уже никакого начальства, ни малого, ни большого, там не было, все перешло во власть Буденного и его заместителя Черевиченко...»[109]

Зная обстоятельства происшедшего в Крыму, читатель теперь может сам рассудить, насколько прав был в своей обиде генерал Козлов.

...Всего на Таманский полуостров удалось эвакуировать не более 140 тысяч человек. Потери советских войск, понесенные в ходе Керченской оборонительной операции, составили более 176 тысяч человек, около 3,5 тыс. орудий и минометов, 400 самолетов, 347 танков. Всего же за 111 дней своего существования Крымский фронт утратил более 278 тысяч бойцов и командиров.

Говоря о потерях противника, за отсутствием подсчетов отечественных военных историков приходится ссылаться на германские источники, которые утверждают, что в ходе операции немцы потеряли убитыми всего 7588 солдат и офицеров[110].

Майское 1942 г. поражение в Крыму вкупе с другой трагедией — под Харьковом — настолько осложнило обстановку на советско-германском фронте, что Красная Армия смогла вновь пройти по крымской земле — уже победной поступью — только через долгих два года.

Очерк 6
ВЕРХОВНЫЙ И ЕГО ГЕНЕРАЛЫ

«Гениальный полководец Великой Отечественной войны» — так маршал К.Е. Ворошилов в 1949 г. верноподданнически назвал свою статью, написанную к 70-летию И.В. Сталина. В те годы не нашлось бы человека, который взялся публично оспаривать такое утверждение, понимая, какими неприятностями это было чревато. Но в душе немало карьерных военных относились к подобной оценке скептически, отказываясь признавать, что военный гений мог проявиться у того, кто не обладал профессиональным образованием, никогда не стоял в армейском строю, не знал специфики военной организации и военной службы и стал маршалом, а затем Генералиссимусом Советского Союза, не имея прежде ни единого воинского звания.

Но именно он, Сталин, которого, как говорят, маршал Жуков в своем кругу иронически называл «штафиркой», волей исторической судьбы на два с лишним десятилетия получил в свое подчинение страну, ее Вооруженные Силы, а следовательно, и несколько тысяч генералов.

Многие маршалы и генералы обязаны своим служебным ростом сталинскому вниманию. Но горе было тем, кто в силу разных, в том числе и не зависящих от них самих, причин не оправдал доверия вождя. Великую Отечественную войну он начал с расправы над большой группой военачальников, даже не успевших вступить в противоборство с фашистами, — генералами Г.М. Штерном, А.Д. Локтионовым, Я.В. Смушкевичем, П.В. Рычаговым, И.И. Проскуровым, с расстрела командного состава Западного фронта — генералов Д.Г. Павлова, В.Е. Климовских, А.А. Коробкова, А.Т. Григорьева, Н.А. Клича, с объявления генералов, погибших в бою и попавших в плен — В.И. Качалова, П.Г. Понеделина, Н.К. Кириллова, М.И. Потапова, предателями. Немало высших командиров несправедливо пострадало от сталинского гнева и в ходе войны. А победу Сталин и вовсе «отметил» заключением в тюрьму главного маршала авиации А.А. Новикова, маршала авиации Г.А. Ворожейкина, маршала артиллерии Н.Д. Яковлева, генералов А.И. Шахурина, К.Ф. Телегина, В.В. Крюкова, судом над адмиралами Н.Г Кузнецовым, Л.М. Галлером, В.А. Алафузовым, Г.А. Степановым, опалой маршала Г.К. Жукова, направлением на периферию генерала армии А.И. Антонова, а чуть позже—расстрелом маршала Г.И. Кулика, генерал-полковника В.Н. Гордова и некоторых других военачальников.

Что бы ни говорили, Сталин всегда с опаской относился к кадровым военным, офицерам, в том числе и высшим. Возможно, свой отпечаток наложила Гражданская война и участие будущего лидера ВКП(б) в борьбе с «золотопогонниками», переход некоторой части военспецов, служивших в Красной Армии, к белым. Так или иначе, но подобное отношение ярко проявилось и в 30-е годы, когда Вооруженные Силы возглавили уже свои, советские кадры военачальников, проверенные многими годами бескомпромиссной борьбы за советскую власть, которых, казалось бы, не было оснований бояться или подозревать в измене.

Истоки глубокого недоверия Сталина к профессиональным военным лежат также в области психологии самосознания его как политика, пришедшего вместе со своими однопартийцами к власти путем вооруженного переворота. В числе других способов психологической защиты известна так называемая проекция, то есть перенос не осознаваемых в себе отрицательных мотивов на других людей и соответствующая интерпретация поведения этих других.

Большевистские лидеры, в 1917 г. придя к власти насильственным путем и утвердив собственную монополию на управление страной, боялись, что некие силы воспользуются их опытом. Им постоянно мнились заговоры и перевороты, якобы исходившие из среды высших военных. Выразительна реплика по этому поводу одного из ближайших сотрудников вождя Л.З. Мехлиса, приведенная в воспоминаниях Б.Г. Бажанова, который в середине 20-х гг. был сталинским секретарем. Оценивая политические качества командного состава РККА и при этом высказывая точку зрения «хозяина», Мехлис заявил: «Все эти Тухачевские, корки, уборевичи, авксентьевские — какие это коммунисты. Все это хорошо для 18 брюмера, а не для Красной Армии»[111].