Книга Судьба венценосных братьев. Дневники Великого Князя Константина Константиновича - Михаил Вострышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я увидел это маленькое существо с розовой головой и тельцем, с большими, сравнительно белыми ручонками. У него был довольно большой носик, глазки он не жмурил и барахтался, испуская неопределенные звуки. Тут пошли хлопоты».
Первенца, как и предполагали, назвали Иоанном. А для родителей он на всю жизнь остался Иоанчиком.
11 июля его крестили. Несмышленый младенец получил множество подарков от статс-дам, камер-фрейлин, статс-секретарей, генерал-адъютантов, членов Государственного Совета и, конечно, от августейших родственников. От Александра III он получил наперсный крестик и покровительницу рода Романовых — Федоровскую икону Божьей Матери в золотой раме с изображениями херувимов по углам, бриллиантовой звездой и бледным рубином. Такие образа при рождении вручались каждому члену августейшего семейства, а по смерти устанавливались над их гробницами.
Но государь сам же несколькими днями раньше отчасти омрачил праздник, приказав опубликовать указ об ущемлении прав членов императорской фамилии, у кого ни отец, ни дед по прямой линии не были царями (у Иоанна только прадед Николай I царствовал).
Августейшее семейство со второй половины XIX века стало стремительно разрастаться, и Александр III, опасаясь, что доля капитала каждого великого князя из-за этого будет уменьшаться и что из-за многочисленности упадет их престиж, решил ограничить число своих самых родовитых родственников. Разговоры об этом пошли вскоре после женитьбы Константина Константиновича, так как новый указ, в первую очередь, должен был затронуть его детей. Александра III предупредили, что подобное нововведение вызовет большое неудовольствие у великого князя Константина Николаевича.
— А это и кстати, — ответил злопамятный государь.
Стали спешно, пока Елизавета Маврикиевна не родила, готовить указ.
«Я еще ни слова не упомянул об указе сенату, наделавшем столько шума. Дело в том, что изменено «Учреждение об императорской фамилии», а именно правнуки государей (например, мои дети, если им суждено когда-нибудь существовать) уже не будут Великими князьями, а князьями императорской крови с титулом Высочества. Это произвело целую бурю. Мои родители были в сильном негодовании. Что же касается меня, то я принял эту новость совершенно спокойно и нимало не считал себя обиженным. Положим, что мне несколько жалко, что, если будут у меня дети, им не дадут того же титула, как у меня. Все ж я не горюю, дети мои, во-первых, будут русские, а во-вторых, Романовы, и с меня довольно. Я думаю, этот новый закон имеет даже весьма мудрое основание. Может быть, приступили к нему и привели его в исполнение несколько неожиданно и резко, но в чем же, как ни в издании законов, должно выражаться самодержавие, за которое мы все стоим головою?» (9 февраля 1885 г).
Константин Константинович еще не знал других подробностей ущемления прав его будущих детей. Они уже не будут, как все великие князья, получать от рождения до смерти ежегодно 280 тысяч рублей, а лишь единовременную выплату в миллион рублей по достижении совершеннолетия. Не дадут им при рождении, в отличие от других родственников, орденов Андрея Первозванного, Александра Невского, Белого Орла и первые степени орденов Анны и Святослава. Их вручат им опять же только при совершеннолетии. Были и другие ограничения, чтобы провести черту, разделяющую членов августейшего семейства на первейших и неполноценных.
Когда при Дворе заметили, что Елизавета Маврикиевна забеременела, заспешили с доработкой указа. Секретарь Государственного Совета А. А. Половцев 31 мая 1886 года сообщил Александру III, что «Елизавета Маврикиевна должна разрешиться от бремени в самом непродолжительном времени, а если это последует до обнародования [указа], то она родит Андреевского кавалера[41]».
Тотчас по рождении Иоанна Константиновича Александр III поспешил опубликовать долго вынашиваемый указ.
«Сегодня появился в газетах указ об «Учреждении императорской фамилии» с последовавшими изменениями, по которым мой сын носит титул Князя и Высочества. По старому положению он бы был Великим князем и Императорским Высочеством. Все семейство очень недовольно этими нововведениями, не исключая и братьев Государя» (5 июля 1886 г.).
Отец, хоть полтора года назад одобрял этот указ, теперь расстроился. Но особенно неутешными были его родители. Только горю нечем было помочь: с самодержавным царем не поспоришь, он всегда прав, даже если он и не прав.
Один лишь Иоанчик, лежа в колыбельке, оставался равнодушным к настроениям в августейшем семействе.
«Сейчас я заходил к маленькому. Ему спать хотелось, и он как-то жалобно попискивал. Я завернул его в пеленки, взял на руки и стал ходить с ним по комнате. Он скоро закрыл глаза. Я подошел с ним под образа, перед которыми теплилась лампада, и стал про себя читать свои обыкновенные молитвы. Маленький крепко спал. Я не сумею выразить словами, что испытываешь, когда свой родной ребенок лежит у тебя на руках и дремлет спокойно, безмятежно, не зная ни волнений, ни забот» (19 декабря 1886 г.).
И все же августейший поэт сумел выразить свои чувства при взгляде не малютку-первенца в «Колыбельной песне». Вот только получилась она довольно мрачной, словно отец предчувствовал гибель сына с двумя меньшими братьями от рук большевиков в заброшенной шахте под Алапаевском в 1918 году:
Спустя год после рождения первенца появился на свет второй сын — Гавриил. Константин Константинович опять был рядом с женой, когда раздался первый крик младенца:
