Книга Мифы и предания Древнего Рима - Дина Лазарчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тарквиний Гордый же, потерпев последнее в своей жизни поражение, удалился в город Кумы, где и умер в изгнании в 495 году до н. э. После его смерти никто более не отважился называть себя римским царем.
Торговец в Риме. Художник Э. Форти
Еще до того, как Тарквиний Гордый был разбит у Регилльского озера, над Римом нависла угроза войны с сабинянами. Война казалась неизбежной, однако тут в стане самих сабинян возникли разногласия. Среди влиятельных и знатных людей пошли разговоры о том, что борьба с римлянами не принесет благоденствия сабинским землям, и первым среди поборников мира был некий Атт Клавз, человек богатый и красноречивый.
Сторонники немедленной войны осыпали Атта Клавза градом обвинений: дескать, он втайне желает возвышения Рима и порабощения собственного отечества. Такие речи находили у толпы глубокий отклик, и Атт Клавз, видя, что законными средствами ему не оправдаться, с многочисленными своими друзьями и родственниками поднял мятеж, тем самым помешав начать войну в назначенный срок.
За раздором в сабинских землях внимательно следил консул Попликола. Зная, что для Рима будет выгодно поддержать мятеж Атта Клавза, консул отправил к нему тайного вестника. Тот намекнул сабинянину что Рим всегда принимал достойных людей, которым их собственное отечество отплатило неблагодарностью за добродетели. Тщательно взвесив все, Атт Клавз принял решение переселиться в Рим и увел за собой пять тысяч человек, верных ему и его убеждениям.
Консул Попликола ожидал сабинян с нетерпением и принял с таким радушием, что большего нельзя было и желать. Сабиняне немедленно введены были в состав государства, каждой семье консул выделил по два югера земли у реки Аниене, то есть столько, сколько можно было вспахать за два дня парой волов. Самому Атту Клавзу Попликола дал двадцать пять югеров и внес в списки сенаторов. Став сенатором, сабинянин изменил имя на римский лад и стал зваться Аппием Клавдием. Сам он и ближайшие его потомки сыграли едва ли не главную роль в государственных делах Рима, а род их достиг небывалого могущества и сделался одним из самых влиятельных, так что в будущем выходцы из рода Клавдиев провозглашены были римскими императорами.
Меж тем с годами Риму стала угрожать опасность не только извне, но и изнутри. Все более и более обозленными становились римские плебеи, простой народ — потомки тех, кто переселился в Рим в более поздние времена и не был принят в древние роды. Плебеев не считали за римских граждан, и у них не было никаких политических прав, хотя повинности, в том числе и воинские, они несли на равных с патрициями, то есть знатью, полноправными римлянами.
Недовольство плебеев росло как на дрожжах и рано или поздно должно было выплеснуться. И вот однажды на римском форуме появился старик: худое изможденное тело его в грязных лохмотьях покрывали рубцы и шрамы, спутанные волосы и клочковатая борода придавали ему вид поистине скорбный и неприкаянный. Но даже под такой безобразной личиной в старике узнали славного когда-то центуриона, доблестного воина и командира. Наперебой стали спрашивать, какие-такие несчастья обрушились на него, что отныне ходит он по городу бос и оборван.
Старик, дождавшись, пока вокруг него соберется немалая толпа, стал рассказывать, что ушел на войну с сабинянами, а в то самое время враги разорили его землю, сожгли и дом, и урожай, разграбили все добро и угнали скот. Когда же вернулся он с войны, тотчас стали требовать с него уплаты налогов, и для того пришлось ему влезть в долги. В счет растущего долга отдал он сперва землю, доставшуюся от отца и деда, а после и сам ушел к заимодавцу в кабальное рабство. В ужасе смотрели собравшиеся на следы побоев, оставшиеся на теле старого воина. Ярость закипала в их сердцах, и вскоре о той истории знал уже весь город.
Разъяренная толпа бросилась крушить двери долговых тюрем и выпускать на свободу невольников, таких же грязных и заросших, как старый центурион. Смута охватила Рим, и многие жители старались не выходить из своих домов. Одним богам известно, чем закончился бы этот мятеж, если б на форум лично не прибыли оба консула того года, Публий Сервилий и Аппий Клавдий. Консулов окружило кольцо недавних невольников, крича и показывая побои и шрамы: дескать, вот какова награда за верную службу Риму — плеть да колодки! Под угрозой расправы консулы собрали сенат из тех, кто осмелился переступить порог своего дома, и обещали с этим вопросом немедленно разобраться.
Тут явился гонец с новостью не только грозной, но и несвоевременной: племя вольсков собрало армию и выдвинулось на Рим. Патриции погрузились в глубокое уныние, ибо в мятежном Риме некому было дать врагу достойный отпор, плебеи же возликовали: ныне чужеземцы отплатят надменной знати за все их горести и беды, и призывали друг друга не записываться в войско.
Видя двойную опасность для города, консул Сервилий, известный нравом более взвешенным и мягким, нежели Аппий Клавдий, вышел к плебеям и говорил так: «Враг у ворот. Возможно ли думать о чем-то, кроме войны? Разве к чести вашей защищать свой дом лишь в обмен на уступки, разве к чести сената эти уступки давать под угрозой?» Однако слова свои Сервилий подкрепил обещанием, что отныне никто не сможет держать человека в неволе, лишая его возможности записаться в войско, и отныне никто в уплату долга не заберет ни имущества, ни семьи воина, пока тот в походе. Тотчас из долговых тюрем устремились на форум желавшие записаться в войско. С этой армией консул Сервилий разгромил врага и вернулся в город.
По возвращении с войны плебеи надеялись, что обещания свои Сервилий закрепит в законах, и ждали, что он и в дальнейшем облегчит их положение. Однако вопреки всем ожиданием другой консул, Аппий Клавдий, желая угодить сенату, стал вершить суровый суд по долгам, и всех должников вернули обратно в тюрьмы. Оскорбленный народ явился к Сервилию, корил его за неверность слову, показывал раны, полученные на войне. Но Сервилий переубеждать сенат не осмелился и оттого сделался неугоден и знати, и народу.
О том, насколько презираема плебеями стала после таких событий консульская власть, свидетельствует вот какой эпизод. Консулы поспорили, кому из них освящать только что построенный храм Меркурия. Сенат решение дела передал народу, и народ избрал для этой почетной роли центуриона Марка Летория, человека известного, но по статусу недостойного такой чести — лишь бы опозорить обоих консулов.
В смятении и злобе закончился для Рима год: избрали новых консулов, но и при них ничто не изменилось к лучшему. На сходках плебеи стали обсуждать, не настала ли пора навеки покинуть Рим и зажить собственной жизнью, без надменных патрициев и их притеснений? И вот в одно ошеломившее Рим утро 494 года до н. э. плебеи собрали нехитрый свой скарб и ушли из города на Священную гору, расположенную в трех милях от него на другом берегу Аниене. Безмолвно наблюдали патриции страшный этот исход, когда сквозь ворота все тек и тек поток мужчин и женщин, стариков и детей — пусть неполноправных, но все-таки римлян. Плебеи же на Священной горе, прозванной так за то, что с нее авгуры любили следить за полетом птиц, разбили лагерь, обнесли его валом и стали ждать, что предпримут консулы.
