Книга Синагога и улица - Хаим Граде

— Если во дворе Лейбы-Лейзера творятся такие неслыханные вещи, разве удивительно, что здесь собираются нечистые, как в развалинах? — скроила набожную мину одна из соседок, а другая предсказала, что скоро все услышат стук в стены. Кто-то все же попытался пошутить:

— Мертвецы из пустых синагог на синагогальном дворе приблудились сюда.

Однако остальным было не до шуток. Несколько человек зашли вмести с женой садовника в ее квартиру, другие пошли за женой обивщика. Соседи с обеих сторон ощупывали стену и разглядывали потолок.

— Может быть, воры? — спросил кто-то в квартире Нехамеле.

— Чему тут могут порадоваться воры? Ее хорошим отношениям с мужем? — с издевкой ответил ему другой сосед.

В квартире садовника тоже кто-то умничал:

— Может быть, мыши?

Однако Грася закричала в ответ, что, когда шум устраивают мыши, это сразу ясно, потому что они пищат и скребутся коготками. Однако она ничего не слышала, кроме глухих ударов разбойничающих чертей, которые пришли, чтобы погубить ее жизнь. Соседи велели Грасе помолчать и долго прислушивались. То же самое делали пришедшие к Нехамеле. В обеих квартирах ничего не было слышно, поэтому все решили, что не иначе как обе женщины не в себе. Обеих попытались убедить пойти спать к соседям. Жена обивщика отвечала на это, что ждет мужа, который должен вот-вот прийти, а жена садовника сказала, что ждет своего мальчика. Алтерл сейчас покажется в образе птички.

— Что поделаешь! — один из соседей направился к выходу, и другие последовали за ним. Все расползлись по своим квартирам, двор опустел. Нехамеле видела, как лампы в квартирах гаснут и глухие окна таращатся в темно-синее небо, а дома молча кутаются в ночные тени. Только у слесаря реб Хизкии было еще светло. Оттуда доносился задорный веселый смех. Итка недавно вернулась из города, а ее отец еще сидел в синагоге. Нехамеле была уверена, что эта распущенная девица смеется над историей с чертями, которую только что услышала от матери или сестры Серл. «Она наслаждается жизнью с моим мужем, да еще и смеется надо мной! Эта распутница уже вернулась домой из страха перед своим отцом-святошей. Но моего мужа еще нет. Он меня не боится». Нехамеле снова поспешно направилась, в спальню и из-за темноты ударилась головой о край комода. Она долго стонала сквозь стиснутые губы. Однако боль еще больше разожгла ее гнев и придала ей силы для осуществления задуманной мести.

Соседи снова услышали испуганные крики Граси, доносившиеся, словно из могилы. Мужчины и женщины выбежали наружу в нижнем белье, в халатах, переполненные кипящим гневом: двор Лейбы-Лейзера стал сумасшедшим домом. Грася кричала, Нехамеле снова плакала, причем так громко, что ее хотелось разорвать на куски. Женщины заламывали руки, мужчины чесали затылки: что тут поделаешь? В полуночном дворе появился Мойшеле Мунвас. Еще до того, как он подошел к сборищу соседей, они его узнали в темноте по тому, как он держал руки в карманах, и по веселой песенке, которую он тихо напевал себе под нос. Разъяренные мужчины окружили его.

— Слушай, ты, гуляка! Мы тяжело работаем, а твоя жена не дает нам спать. Они с женой садовника поднимают шум. Утверждают, что им в стену стучат черти. Ладно, с садовником мы воевать не можем. Он меланхолик, и к тому же его сейчас нет в Вильне. Но с тобой мы церемониться не будем. Если ты хоть еще на один вечер оставишь свою крикунью на нашу голову, то на следующее утро тебе придется отсюда убраться, пока тебя не вынесли в саване!

Мойшеле молчал, потрясенный и напуганный этими мужланами, показывающими ему кулаки. Один из соседей схватил Грасю за плечо и твердо заявил, что, хочет она или нет, но этой ночью она будет спать в его доме. На этот раз Грася была так перепугана, что молчала и позволила себя увести. Соседи снова расползлись по квартирам, во дворе остались Мойшеле и Нехамеле. С минуту он смотрел в окна квартиры слесаря, где тоже уже было темно. Потом повернулся к жене. Нехамеле все еще тряслась от страха и полуночного холода и тихо плакала.

— Теперь тебе хорошо, да? Все тебя жалеют, да? Ну мне и везет! Пойдем уже домой! — проворчал он, и она последовала за ним, полная ужаса, но в то же время обрадованная.

Нехамеле услыхала в его голосе добродушную раздосадованность и желание помириться. Она подумала, что он сам боится продолжать встречи с дочерью слесаря. Понимает, что эта распущенная девица может принести несчастье и ему, и своей семье. И Нехамеле в душе попросила прощения у Бога за то, что до смерти перепугала помешанную Грасю.

14

Кроме того, что Мойшеле Мунвасу приходилось теперь каждый вечер оставаться дома, он вынужден был еще и слушать, как парни на улице насмехаются над ним и как за стенкой жена садовника болтает со своим мальчиком, который в ее безумной фантазии является к ней в образе птички. Обивщик ничуть не сомневался, что это все выдумки, но хотя его женушка — ядовитая змея, она слишком запугана, чтобы выдумать такое. Он полагал, что, скорее, это выдумала сумасшедшая Грася, а его ведьма только использовала, чтобы он не мог уходить из дома.

— Странное дело. С тех пор как я сижу по вечерам дома, я еще не слыхал ни одного удара в стенку, — тянул себя Мойшеле за закрученные по-разбойничьи усы. — Как ты думаешь, черти испугались арбеканфеса, который я не ношу?

— Не знаю, может быть, Грася сама стучала, — бормотала в ответ мертвенно-бледная Нехамеле. Она едва не сказала: «Я это сделала!» — так сильно была испугана испытующим взглядом мужа. Но в эту самую минуту он отвернулся от нее и с тоской посмотрел на крыльцо Итки. Нехамеле заметила этот взгляд, и это придало ей сил не считаться ни с какой опасностью, лишь бы ее муж не мог больше встречаться с любовницей.

Мойшеле прежде даже не представлял, что у него будет так щемить сердце от невозможности встреч у Иткой. В самом дворе они не осмеливались заговаривать друг с другом и даже обмениваться взглядами. Каждый вечер он смотрел из своего окна, как она приходит домой с таким же свежим и веселым личиком, как в те дни, когда они встречались. Он не мог себе признаться, что боится, как бы она не начала встречаться с кем-то другим. Ему очень не нравилось, что во все дни недели она ходит разодетая, а взбегая на крыльцо, показывает ему затылок со скрученными медными косами, словно желая подразнить его. Эта злючка наверняка думает, что он недотепа, трус, испугавшийся сильных мужчин, сказавших ему не оставлять по ночам жену одну, а иначе они отлупят его до смерти. Похоже, чтобы сделать ему еще больнее, Итка временами возвращалась поздно ночью и, прежде чем войти в свою квартиру, взглядывала на него равнодушно, как на чужого. От обиды Мойшеле смеялся и разговаривал с женой, маячившей за его спиной тихо, как тень.

— Эта дочка слесаря, должно быть, еще тот товарец! Ты только посмотри, как она крутит задом! Кого она хочет этим подразнить, холера? — бурчал он, едва сдерживаясь, чтобы не схватить свою ведьму за тонкую шею, похожую на шейку тощей курицы, черт бы ее подрал! Однако Нехамеле хватало ума не говорить по поводу слесаревой Итки ни единого слова.

Другие обитатели двора тоже не верили в историю про чертей. Даже слесарь реб Хизкия улыбался, слыша эти рассказы про нечистую силу.