Книга Негодяй из Сефлё - Май Шёвалль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но должно ведь было у вас сложиться какое-нибудь мнение о нем?
– Стиг Нюман. как и все мы, грешные, был человеком сложным, – туманно произнес врач.
– Больше вы ничего не можете о нем сказать?
– Ничего.
– Благодарим.
– До свиданья, – сказал Гюнвальд Ларссон.
На этом беседа закончилась.
Когда специалист-гастроэнтеролог удалился, Гюнвальд Ларссон принялся хрустеть пальцами, методично вытягивая один за другим, – пренеприятнейшая привычка.
Колльберг наблюдал эту процедуру с кротким отвращением. Наконец он сказал:
– Ларссон!
– Ну чего?
– Зачем ты так делаешь?
– Хочу и делаю, – ответил Ларссон.
Колльберга по-прежнему одолевали разные вопросы, и после некоторого молчания он сказал:
– Ты можешь представить себе, о чем он думал, ну, тот, который лишил жизни Нюмана? После убийства?
– Откуда ты знаешь, что это был он?
– Очень немногие из женщин умеют обращаться с таким оружием и еще меньше носят ботинки сорок пятого размера. Итак, можешь ты представить или нет?
Гюнвальд Ларссон поглядел на него спокойными ясно-голубыми глазами и сказал:
– Нет, не могу. Я что, ясновидец, что ли?
Он поднял голову, откинул со лба белокурые волосы, прислушался и сказал:
– Это что еще за шум?
Где-то поблизости звучали возбужденные голоса, раздавались выкрики.
Колльберг и Гюнвальд Ларссон тотчас выскочили из комнаты и бросились на крыльцо. Они увидели черно-белый полицейский мини-автобус. Возле автобуса они увидели пять молодых полицейских, которые под предводительством пожилого чина в форме гнали от крыльца кучку лиц в гражданской одежде.
Полицейские образовали цепь, а предводитель грозно вздымал резиновую дубинку над своей седой, коротко остриженной макушкой.
Среди гражданских они увидели несколько фоторепортеров, медсестер в белых халатах, шофера такси в форменной куртке и еще несколько человек различного пола и возраста. Плюс обычное число зевак. Некоторые из гражданских вслух выражали свое возмущение, а один из тех, кто помоложе, что-то поднял с земли.
– Давай, давай, ребята, – скомандовал старшой, – довольно с ними цацкаться!
В воздухе мелькнули пять белых дубинок.
– Отставить! – крикнул Гюнвальд Ларссон металлическим голосом.
Все замерло.
Гюнвальд Ларссон шагнул вперед и осведомился:
– В чем дело?
– Очищаю территорию перед заграждением.
Золотой кант на рукаве свидетельствовал о том, что Ларссон имеет дело с первым помощником комиссара.
– А на кой черт здесь понадобилось заграждение? – рявкнул Ларссон.
– Да, Хульт, – сказал и Колльберг, – вообще-то Ларссон прав. А ребят ты где набрал?
– Вспомогательные силы из пятого участка, – отвечал человек с золотым кантом, машинально став по стойке «смирно». – Они здесь уже были, ну я и принял на себя командование.
– Развяжись немедленно с этими идиотами, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Поставь лучше охрану на лестнице, и она помешает посторонним лицам проникнуть внутрь здания. Хотя я очень сомневаюсь, что в этом есть надобность. А остальные пусть лезут в машину и катятся в свой участок. Там они нужней.
Из глубины автобуса донеслось потрескивание коротковолновою приемника, и металлический голос произнес:
– Первого помощника комиссара Харальда Хульта просят соединиться с диспетчерской для установления последующей связи с комиссаром Беком.
Хульт по-прежнему держал дубинку в руке и, насупясь, глядел на обоих детективов.
– Ну так как? – спросил Колльберг. – Намерен ты выходить на связь или нет? Тебя, похоже, разыскивают.
– Все в свое время. – отвечал Хульт. – А кстати сказать, я сегодня здесь по доброй воле.
– Не убежден, что здесь требуются добровольцы, – произнес Колльберг.
И был не прав.
– Ерунда все это, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Во всяком случае, здесь я выяснил все, что нужно.
Он тоже был не прав.
Едва он сделал первые размашистые шаги в сторону своей машины, где-то щелкнул выстрел, и чей-то пронзительный, испуганный голос закричал: «Спасите!»
Гюнвальд Ларссон остановился в растерянности и взглянул на свой хронометр. Было двенадцать часов десять минут.
Колльберг мгновенно насторожился.
Уж не этого ли он ждал все время?
– Так вот, по поводу Эриксона, – сказал Меландер и отодвинул от себя стопку бумаг. – Это очень долгая история. Но вам она наверняка известна, хотя бы частично.
– Давай уговоримся, что нам ничего не известно, и рассказывай с самого начала, – предложил Мартин Бек.
Меландер откинулся на спинку стула и начал набивать трубку.
– Ладно, – сказал он. – Сначала так сначала. Оке Эриксон родился в тысяча девятьсот тридцать пятом году. Он был единственным ребенком в семье токаря. В пятьдесят четвертом он кончил реальное училище, через год был призван на военную службу, а отбыв ее, поступил в полицию. Был зачислен на подготовительные курсы и одновременно вступил в Финский союз футболистов.
Он раскурил трубку и выпустил над столом облачко дыма. Рённ, сидевший напротив, закашлялся демонстративно и укоризненно. Меландер не обратил на кашель Рённа ни малейшего внимания и продолжал дымить. Он говорил:
– Таково краткое извлечение из ранней и сравнительно неинтересной для нас части его жизни. В пятьдесят шестом он стал участковым в округе Святой Екатерины. О пятьдесят седьмом сказать нечего. Полицейский из него, сколько можно судить, получился посредственный, не очень хороший и не очень плохой. Жалоб на него не поступало, но я также не могу припомнить, чтобы он как-нибудь отличился.
– Он все время служил в одном и том же округе? – спросил Мартин Бек, который стоял у дверей, возложив руку на шкаф с документами.
– Нет. – ответил Меландер. – Он сменил за первые четыре года три или четыре округа.
Меланлер умолк и наморщил лоб. Потом вынул трубку изо рта и ткнул чубуком в сторону Мартина Бек.
– Беру свои слова назад, – снова начал он. – Я сказал, что он никак не отличался. Я ошибся. Он отлично стрелял, побеждал на всех соревнованиях.
– Верно. – подал голос Рённ. – Это даже я помню. Пистолетом он здорово владел.
– Из винтовки он стрелял не хуже, – дополнил Меландер. – Когда он добровольно пошел на курсы командного состава, каникулы он всегда проводил в лагере футбольного общества.