Книга Хозяйка истории. В новой редакции М. Подпругина с приложением его доподлинных писем - Сергей Носов

Что же касается Ближнего Востока, то тут наша деятельность начинала пробуксовывать, и особенно заметно по мере усиления активности американцев. Радикальное осуждение Израиля на 27-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН справедливо считать следствием лишь давнишних наработок Елены Викторовны.

Два слова о ФРГ. Стабильностью ситуация там не отличалась. Договор с нами их бундестаг ратифицировал с перевесом только в один голос. Восточная политика канцлера Вилли Брандта находилась под постоянной угрозой, и наш человек в его окружении с выходом Е. В. из игры начинал проявлять заметные признаки беспокойства.

Глава восьмая

Истоки одного заблуждения. — Постановка проблемы. — Изделие № 2. — Забавный анекдот из моей жизни. — Монография американских исследователей. — Секс был!

… И все-таки:

«А был ли в нашем государстве в прежнее время секс?» — нередко спрашивают меня буквально на каждом моем выступлении. О, узнаю, узнаю этот до боли знакомый лукавый, озорной огонек в дерзком взгляде очередной представительницы всегда сомневающейся молодежи!

«Был, — отвечаю я откровенно, с твердым желанием рассеять сомнения юных. — Был и какой!»

А ведь верят, что не было, по-прежнему верят!.. Кому?!

«У нас нет секса», — вспоминается им.

Да. Не спорю, эта тяжелая, неуклюжая фраза безответственно встала однажды в гордую позу фразы крылатой и у всех была на слуху. Но кто же автор перла сего? Государственный муж? Ответственный партийный работник? Главный сексолог страны? Как бы не так! Я отвечу тем, кто не знает. Домохозяйка.

Позволю себе еще одно отступление. Слишком важен вопрос. Ему посвящаю главу.

Итак, простодушная домохозяйка, вектором демократических перемен и достаточно случайным образом занесенная в прямой эфир популярной в то время телепрограммы (при Горбачеве). И не просто телепрограммы, а телемоста, то есть как бы моста с другим континентом, избирательно представленным небольшой группой жителей США, приглашенных в их местную телевизионную студию!

Американцы спросили:

— А как у вас с сексом? (В переводе три с в ущерб стилю свистят, к сожалению. Не виноват.)

И перед лицом обоих полушарий, причем от лица части нашего полушария, простодушная домохозяйка ответила смело:

— У нас нет секса.

«У нас нет секса!» — подхватили газеты, предаваясь глумливо сарказмам.

Будто мы не нормальны.

«Есть или нет?» — предлагали дискуссии тему.

Начиналась эпоха так называемой гласности, и символом ее был Горбачев. Обнажались проблемы.

О том, что у нас есть (и чего, кстати, нету у них), я, как понимает непредубежденный читатель, знал — и знал основательно, во всяком случае, лучше других. Пока газетные борзописцы резвились на поприще поверхностной фельетонистики, я, будучи практиком и знатоком порядка вещей, невольно прозревал самую суть нашей общей проблемы, и странно, что о ней, о сути проблемы, до сих пор никто не писал.

Пробел должен быть ликвидирован, и кем, как не мной?

Приступаю.

Так вот.

Засекретить тему «секс» у правительства, позволю себе заявление, было еще больше основательных причин, чем, допустим, тему «новый стратегический бомбардировщик». Ибо именно по этому, по секс-направлению, в безобидном лице Е. В. Ковалевой мы имели прорыв, грандиозный прорыв (…и в моем лице, добавлю я в скобках)!

С обретением Е. В. Ковалевой употребление «секса» в открытой печати было сведено к минимуму, оргазм, тем более женский, практически засекречен. Сознаюсь, мы даже делали вид, что у нас не бывает месячных. Этакий блеф…

Откровенно говоря, мы перестраховывались. У нас все было, и читателям хотя бы первых глав Моих Воспоминаний доказывать это не надо! Но я углубляю тему. Было лучше, чем у других, больше, чем у других. У нас была Е. В. Ковалева!

Молодежь не поверит мне, и тем не менее я говорю: все — все! — что даже в быту относилось к области секса, непременно просвечивалось откуда-то изнутри невидимыми лучами внутренней конспирологии. Знаете ли вы, что обыкновенный презерватив, к примеру, вынужденно именовался изделием № 2 и под таким обезличенным псевдонимом ненавязчиво искал свой замысловатый путь к потребителю? Аптечные прейскуранты, чудом уцелевшие в круговерти истории, еще ждут взыскующих правды своих рудокопов.

Помню, однажды на совещании у генерала в присутствии членов Государственной Комиссии мною была допущена весьма характерная оговорка. Я выступал с ежемесячным отчетом и вместо «секреторная деятельность моей простаты» произнес забавную вещь:

— Секретная деятельность моей простаты… — Запнулся. Секунду молчу. Продолжаю доклад.

Читатель будет смеяться, но никто и бровью тогда не повел. Мою оплошность попросту не заметили! Таков анекдот…

Меня спросят: а каково лично мое отношение к описанной мной атмосфере? Как относились вы, исполнители, профи, к тому, о чем говорится? Отвечу: с терпимостью. Необходимость принципиальных позиций по указанным пунктам в целом была доступна моему пониманию, но перегибы я не приветствовал. Помню, как, будучи еще практикантом, воодушевляясь донельзя, штудировал я основательный труд Вильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон «Половые реакции человека». Сексологи знают, о чем говорю. Перевод монографии, изданный у нас ничтожным в числовом выражении спецтиражом с обязательным грифом «Совершенно секретно», я, как начинающий специалист, получал под расписку в отведенной для чтения тесной каморке. Вентиляции нет, опечатаны окна, дверь закрыта на ключ… Льет настольная лампа свет на страницы, и в каждое слово и зорко и жадно въедается мой вопрошающий взгляд. Равномерно колеблясь между практикой и теорией, я, мечтающий о просторе, боялся подумать тогда, что выберу скоро и ту и другую. В тесной читальне сердце жаждало широты. Я понимал: подобных исследований наука доселе не знала. 510 брачных пар, а если умножить на два — 1020 возможных оргазмов, пускай не все состоялись, далеко не все, но даже без учета эксцессов — это ль не цифра?![147] И каждый детально изучен! Каков материал! Но я отвлекаюсь… Отвлекся.

Напомню, о чем говорю. О секретности. Разве не казус? — Фундаментальный труд свой Вильям и Вирджиния сумели издать в США еще до чехословацких событий — в 1966 году, если быть точным, — но что особенно важно: совершенно открыто! Повторяю: открыто! Отчего же у нас он был засекречен?

Ответ.

Считалось недопустимым привлекать внимание традиционных противников наших к нашему интересу к предмету их интереса[148].