Книга Алмаз, погубивший Наполеона - Джулия Баумголд

— Прежде всего, — продолжал он, — Георг хотел, чтобы Франция изгнала Стюарта — претендента на престол — и демонтировала крепость Мардюк. Англичане боялись, что мы заключим союз с царем Петром и вторгнемся в Ганновер — родину короля. Дюбуа пытался подкупить Стэнхоупа шестьюстами тысячами ливров, но тот отказался. Тогда он нашел способ получше.

— Вы имеете в виду покупку бриллианта? — я был искренне удивлен.

— Ну, конечно. Это была часть цены за договор в Тройственном союзе. Во всем есть политическая подоплека.

— Вы также неправы, относясь с уважением к Сен-Симону, — заметил император. — Его собственный отчет показывает, что он ошибался, ибо он заявляет, что регент купил камень без огранки, хотя мы знаем, что бриллиант был огранен. И все-таки мне гораздо больше нравятся ваша и его фантазии. Может быть, все так и оставить. Маленький герцог был очень забавен. Он преувеличивал свою роль во всех делах двора. Но был человеком верным, когда дело касалось Лоу или регента. Он оставался непоколебим в эпоху разврата и коррупции и правильно сделал, не вложив деньги в дело Джона Лоу.

ЧАСТЬ II

10

ПИТТ РАССТАЕТСЯ СО СВОИМ БРИЛЛИАНТОМ

Наконец-то губернатор Питт нашел покупателя на свой бриллиант. Сорок тысяч фунтов были переведены в Лондон как часть платежа, и Питт отправился в Кале. Он ехал со своим младшим сыном Джоном, который был капитаном гвардии и, по мнению отца, не годился ни на что другое, и с Чарльзом Чолмондсли, который женился на леди Эссекс, самой уродливой из дочерей Питта. Роберт остался дома.

Губернатор был одет в сюртук темно-синего бархата и в качестве подкрепления на время путешествия взял несколько ящиков своих лучших вин. Все вместе в его карете они тряслись по холодным старым большакам, закутавшись в меха, а бриллиант, завернутый в хлопчатую вату, был спрятан в каблуке сапога; четыре шпаги были наготове отразить разбойников с большой дороги, которых можно встретить в холмах. У них была корзина с холодным мясом и круги сыра — стильтон, колчестерский чеддер и портленд, — хлебы, которые они резали карманными ножами, и фляги с крепким сидром.

— Говорят, регент спит с родной дочерью, — сказал кто-то.

— Они отвратительны в своей аморальности, — отозвался губернатор. — Это подлое время и опасное для их маленького короля.

И они начали отпускать шутки по адресу французов.

В первую ночь остановились в трактире «Корона» в Кентербери, где со своими людьми был расквартирован второй сын Питта, Томас, теперь лорд Лондондерри и драгунский полковник. Толстяк Лейси, трактирщик, человек компанейский, бывший некогда консулом в Лиссабоне, выступал важно и размахивал руками, словно разгоняя воздух вокруг себя. Он подал джентльменам прекрасный обед — бочонок отборных устриц из Диля, поджаренное мясо, дичь, супы и острые закуски. Губернатор извинился за то, что не покупает вина в заведении, ибо его собственные вина гораздо лучше. Чтобы доказать это, он пригласил Лейси попробовать бургундское. Лейси колебался, Питт торжествовал.

— Хотелось бы мне предложить вам такое же хорошее, — сказал Лейси, вытирая руки и слегка кланяясь, потому что он прекрасно знал, кто перед ним.

Они пили, свечи догорали, огонь мерк и мерцал. И Питт сказал Лейси, какой он, Лейси, прекрасный человек и не может ли он, Питт, оказать Лейси небольшую услугу, чтобы отблагодарить его?

— Ах, сэр, у вас есть камушек, который очень сильно мне мог бы пригодиться, — сказал Лейси совершенно невинно.

— Засада! Меня подстерегли! — закричал губернатор.

— Отец, это всего лишь шутка, — возразили оба его сына, которые все же не смогли удержаться и посмотрели на сапог, в котором был спрятан бриллиант.

— Этот сукин сын убьет меня! Этого-то я и боялся все время!

Он вскочил, перевернув стол, и готов был вытащить шпагу. Вот наконец явился призрак, который следовал за ним от берега Коромандель по мрачным улицам Лондона и по пыльным дорогам, когда он выезжал из своих больших домов. Губернатор по-прежнему отворачивался от тех, кто не снимал перчаток, полагая, что у них на большом пальце правой руки выжжено клеймо Т — вор. Он придал своему страху образ — то был мусульманин, который выскакивал из толпы и бросался на дорогу, так что сопровождающие экипаж верховые, солдаты и барабанщики, горнисты — все вынуждены остановиться. Тем временем напарник с кривой саблей бросается вперед, и голова Питта катится по красной пыли. И вот — за камнем пришел английский трактирщик…

Лейси попятился и бросился в сторону кухни, а драгуны ринулись в атаку. По всему трактиру начался великий бедлам, и беготня, и собачий лай. Потом были красные от стыда лица и извинения. Сыновья заверили старика, что если он сам никому не скажет, то никто и не узнает, что он носит бриллиант при себе.

В ту ночь подагра Питта разыгралась так, что наутро он едва смог сесть в карету. После обильного завтрака, состоявшего из холодного турецкого пирога, красной селедки, вина и анчоусов, завтрака, на котором сам Лейси не присутствовал, Питт настоял на том, чтобы драгуны сопровождали его до конца поездки.

Офицеры Томаса и их слуги трусили рядом с драгунами, великолепные в своих красных формах, отделанных тесьмой и галуном, так что в Кале двигалась небольшая армия. Губернатор, кроме того, настоял на том, чтобы Лейси ехал вместе с ними, дабы он не имел возможности проболтаться о бриллианте.

Они остановились в Дувре, и губернатор оплатил великолепный обед — здешний палтус и молодой картофель, с кремом и бутылками прекрасного белого бургундского, — после которого все так размякли, что согласились отправиться и в Кале.

* * *

Питт записал, что на борту корабля он почти решил оставить бриллиант у себя. Хотя камень причинял ему беспокойство в течение пятнадцати лет, он же и прославил Питта. Эта случайная вещь сделала его необычным человеком. Он превратил форт Святого Георгия в город и мог бы править Ямайкой, но ему понравилось быть «бриллиантовым Питтом». А как он мог бы оставаться таковым без бриллианта?

В те времена в замках и особняках по всей Шотландии и Англии в шкафах для диковинок хранились бесчисленные редкости и диковинки. Не было конца необыкновенным вещам, которые люди хранили за стеклом, чтобы они всегда были на глазах: птичьи гнезда, идолы, мхи, уродцы, клыки и сморщенные головы, старинные инструменты и монеты, восковые куклы в одеждах монахинь, мумии, чучела птиц и не имеющие названия грызуны. Там были восковые Клеопатры, земные и небесные глобусы, волосы, часы, решетчатые самшитовые шкатулки — все собиралось старательно и с одержимостью. Но ничто не могло сравниться с диковинкой Питта — с ее славой и специфическим бесславием. Он усыновил этого уродца, придал ему форму и жил с ним, страдая. Он полюбил эту баснословную ошибку земли. Питт знал, что бриллиант — источник денег и что он прекрасен. В то же время, если эта вещь проклята, избавление от нее и возвращение затрат, которые пошли на нее, могут принести исцеление его семье. Когда они пересекали Ла-Манш, страх покинул губернатора, потому что камень больше не принадлежал ему и больше не было нужды о нем заботиться. Тогда в мыслях своих Питт отрекся от камня. У него почти не было сомнений, что Лоран Ронде, ювелир французской короны, одобрит бриллиант, хотя ему было неприятно продавать эту драгоценность французу, столь давнему врагу его страны.