Книга Казнь - Марина и Сергей Дяченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чашка в Ирениных руках опрокинулась на бок. Фарфоровая ручка легко отделилась от нее, и белый скол заблестел, как обнажившаяся кость.
– У меня был свой госпиталь, Ирена… И свой большой участок. Я четырежды в жизни решился на криминальный аборт… не буду сейчас вдаваться в подробности. И десять раз… Ну, вы знаете, что такое эвтаназия?
Ирена молчала. Не сводила глаз с его спокойного лица.
– Эти старые несчастные люди… видите ли, очень тяжело умирать… от некоторых болезней. Они просили меня… и я им помогал. Десять человек. На протяжении двенадцати лет… Сейчас мне сорок пять. И шесть из них я живу здесь, у Яна, после приговора и собственной смерти… Вы молчите, Ирена. Молчите. У меня выработалась скверная привычка – я могу болтать часами… И даже без собеседника.
– Это пожизненное заключение? – спросила Ирена медленно. – Ему нужны рабы?
– Ему? Яну? Рабы? Нет… У нас здесь совершенно добровольное, достаточно гармоничное сообщество… Хотя таких, например, как Сит, я в той жизни на дух не переносил. Добрейшая Эльза, в прошлом проститутка, а теперь заботливая скотница… Искренне любит животных. И мужчин, надо сказать, любит всех без исключения… М-да. Неплохой парень Трош… Толку от него мало, зато здоровый, кровь с молоком… гм. Еще были двое на моей памяти… Видите, Ирена, как мало. За шесть лет всего шестеро… с вами семь… Да. Так вот те двое задумали и осуществили виртуозный побег…
Ник отхлебнул от своей чашки. Закашлялся.
– …Виртуозный побег. Один был в прошлом десантник, здоровенный парень, водил все виды транспорта, голым на морозе по несколько часов выдерживал… А другой – стратег и идеолог, в прошлом журналист… Продумали все… Смылись.
Ник сгреб оставшихся рыбок обеими руками, так, пригоршней, кинул в аквариум. Взлетели брызги.
– Они бежали? – спросила Ирена, наблюдая, как по очереди оживают рыбки.
– Да говорю же – смылись… А на другой день Ян приехал мрачный, и оба тела привез в машине – досуха высосанные, без капельки крови, желтенькие такие… – Ника передернуло. – Куда в него столько жидкости влезло… И как он их достал… Черт его знает. Упырь. Да и горы тут такие… Да. Спасибо Яну, что хоть показательной казни проводить не стал…
– Мой ребенок будет вампиром? – спросила Ирена и не услышала собственного голоса.
Ник услышал. А может быть, догадался.
– Я не вру вам… вы помните? Так вот, с большой дозой вероятности – да. Но совсем не обязательно, Ирена. Не обязательно.
* * *
Несколько часов она честно пролежала с закрытыми глазами. Потом выудила из упаковки горошину полученного от Ника снотворного, проглотила ее – и погрузилась в скверное подобие сна.
Ей снились мышата, которых приходилось кормить из бутылочки с соской. Молоко проливалось, не попадая в зубастые ротики, Ирена маялась, меняя одну дырявую соску за другой…
Усилием воли она выкарабкалась из сна. Перевернулась на другой бок; экзамен, а она не знает ни единого вопроса. Водит ручкой по бумаге, записывая общие пустые фразы, и растет предчувствие позора, провала, а ведь она преподаватель… как стыдно…
Она застонала во сне. Села на кровати, включила свет. Сунула руку под подушку, вытащила свою первую книжку. Раскрыла на середине – текст был совершенно чужой. Уродливые фразы, сентиментальные глупые слова, патетические вскрики…
Открылась дверь и вошел Семироль.
– Что?.. – она выронила книжку, порываясь повыше натянуть одеяло.
Ни слова не говоря, адвокат-упырь сел на край кровати. Усмехнулся, не разжимая губ. Взял за край Ирениного одеяла, рванул, сбрасывая на пол.
– Что вы…
– Вы ведь согласны, – с усмешкой сказал Семироль. – Вы согласились. Или ТАК, или смерть…
– Я не…
– Не согласны?
И он разжал губы, но Ирена успела зажмуриться на долю секунды раньше, чем в свете ночника блеснули острые, как бритвы, клыки.
– Я… да…
Его тело оказалось тяжелым, как земля. Как будто на Ирену вскарабкался, похотливо суча гусеницами, средних размеров танк.
– А-а-а!
Под грузом вампира ее грудь сплющилась, не давая возможности вдохнуть. Ее ребра вот-вот треснут. Ее живот…
…Она закричала.
Одеяло валялось на полу.
Ирена чувствовала себя мокрым коконом, облепленным слоями ночной сорочки. Сгустком ужаса и отвращения.
Окно едва обозначилось серым прямоугольником рассвета.
– Ой нет…
Сон был все еще здесь. Тень сна.
* * *
– Ирена, хотите погулять?
Она оторвалась от созерцания гор за окном. Недоверчиво посмотрела на Ника:
– А что, прогулки позволены?
– Прогулки желательны… А с медицинской точки зрения прямо-таки необходимы. Прогулки способствуют нормальному сну, а со сном, как я погляжу, у нас все нарастающие проблемы…
Она вздохнула:
– А вы всерьез взялись за меня. За мое здоровье. За здоровье самки перед осеменением…
Ник сделал кислое лицо.
Ирена поймала себя на мысли, что ее раздражение вялое и во многом деланное. Возможно, она ко всему на свете притерпелась, а может, осужденный врач обладает неким особенным обаянием, – но ей не противно его общество. Несмотря на специфичность их взаимоотношений. Несмотря даже на неприятности вчерашнего осмотра.
– Ян еще привезет вам зимнюю одежду, а пока я могу одолжить вам свою собственную куртку… С удовольствием одолжу, Ирена.
…Горы подернуты были полосами тумана. В первую минуту у Ирены от свежего воздуха закружилась голова, она ухватилась за вовремя подставленную руку сопровождающего.
Так. Гаражи. Сараи. Ограда… Собак нет. Доктор прав – надо гулять, восстанавливать силы, они ей еще понадобятся. Интересно, вчерашний рассказ о неудачливых беглецах – случаен? Или Ник имел целью напугать ее, отбить охоту ко всяким замыслам такого рода?
Она мрачно усмехнулась. Ник расценил ее усмешку по-своему:
– Красиво, правда, Ирена? Великолепное место…
Она прикусила язык. Она могла бы пошутить в том духе, что, мол, «великолепное место» попросту содрано моделятором-Анджеем с видового календаря. Но отчего-то ей казалось, что теперь подобные шутки неуместны.
– Ирена, я хотел бы… чтобы между нами было как можно меньше… мусора. Напряжения, домыслов, зла… Ян циник? Да, конечно. И я циник? В какой-то степени… Вы – самка для осеменения? Да и… нет. Речь идет о… маленьком человеке, который без вашей помощи никогда не появится на свет. И о другом человеке, мужчине, который хотел бы иметь ребенка, но по многим причинам… ну, вы понимаете. Вся ситуация выглядит, конечно, ужасно – но подумайте… в конце концов – это… гуманистическая миссия. Не смейтесь, я понимаю, что смешно и сентиментально выражаюсь… Но разве я не прав, Ирена? А?