Книга Академия времени - Екатерина Богданова

— Ты боишься? — спросила у мальчика.

— Да, — шепотом ответил он.

— Так почему же не уходишь отсюда? — спросила я, обведя взглядом жуткую пещеру.

— Выходить еще страшнее, — прошептал мальчик.

— А ты знаешь, что там? — поинтересовалась я, всматриваясь в полумрак драконьего убежища.

Мальчик лишь отрицательно покачал головой.

— Так пошли вместе, посмотрим, — предложила я, протягивая руку.

Мальчик забился в самый темный угол и не желал покидать укрытие. Я долго уговаривала его, предлагая руку помощи, и в конце концов он принял ее! Ухватился своей горячей ручкой за мою ладонь и вышел из темного угла, но у выхода из пещеры засомневался и попятился. И я пошла на риск — дернула мальчика за руку, рывком вытащив его из пещеры. Нас на мгновение ослепило ярким светом, а в следующий миг я открыла глаза, лежа на кровати рядом с приходящим в себя Салимо.

Я попыталась встать, но не смогла даже приподняться. Слабость во всем теле была неимоверная.

— Ты полежи пока, милая, отдохни, — похлопав меня по сложенным на животе рукам, посоветовала нара Болтиньяк.

Салимо слабо заворочался, повернулся на бок и обнял меня рукой. Я хотела скинуть с себя его руку, но лекарь меня остановила.

— Не тревожь его. Он еще спит, но теперь это исцеляющий сон. Полежи так, с тебя не убудет, — проговорила она и, подхватив тоже ослабевшего менталиста под руку, вывела его из палаты, приговаривая, что сейчас нальет ему бодрящего отвара — и усталость как рукой снимет.

Я скосила взгляд на лежащую на моей груди руку и все же сдвинула ее пониже.

Было весьма неуютно лежать рядом с посторонним парнем, который к тому же обнимал меня и дышал в щеку, но усталость взяла свое, и я уснула.

* * *

— Вы совсем совесть потеряли, нара Болтиньяк?! Уж от кого, но от вас я такого точно не ожидала! Устроили дом свиданий в лазарете! Позор! Позор на всю академию! — кричал кто-то совсем рядом.

Я медленно открыла глаза и увидела возвышающуюся над кроватью нару Ишаро. Вскочила, но пошатнулась и опустилась обратно на кровать. Салимо что-то сонно промычал и закинул ногу на мои бедра.

— Да они еще и пьяны! — начиная пришепетывать, возопила ректор.

— Успокойтесь! — неожиданно грубо прикрикнула Болтиньяк. — Дети пережили сильный стресс, а тут еще и вы со своим шипением. Как же можно было довести до такого состояния родовитого дракона, да еще и из вымирающего подвида?! Мы с Юнилой едва спасли мальчика, и вы благодарны должны быть, а не фонтанировать пошлыми подозрениями. Стыдно, нара ректор, стыдно.

Ишаро ошарашенно моргала, взирая на отчитывающую ее лекаря.

— Идемте, я вам все объясню и даже докладную напишу. А дети пусть отдыхают, — уже более вежливо предложила нара Болтиньяк, и ректор послушно вышла из палаты.

Лекарь задорно подмигнула мне и прикрыла дверь. Я же взглянула на окно и поняла, что уже если не день, то уж точно не раннее утро. Прислушалась к своим ощущениям: ничего вроде бы не болело, но казалось, что тело стало в несколько раз тяжелее. Собрала волю в кулак и встала. Осторожно, по стеночке подошла к двери и приоткрыла ее. Ректор и лекарь тихо беседовали, сидя за столом.

— Ты зачем встала? — возмущенно спросила нара Болтиньяк. — Иди отдыхай.

— Мне нужно на аттестацию, — пояснила я, покосившись на ректора.

— Вот только не нужно из меня монстра делать, — недовольно проворчала Ишаро. — Отдохнешь, придешь в себя — тогда и аттестуешься. Я предупрежу куратора Одонт.

— Можно я буду приходить в себя в своей комнате, а то здесь как-то неудобно? — спросила я, обращая прощальный взгляд на лекаря.

— Ну хорошо, иди, — сжалилась нара Болтиньяк. — Только никаких нагрузок. Я распоряжусь, чтобы обед и ужин тебе принесли.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я и поспешила, насколько это было возможно в моем состоянии, удалиться.

Выходя, я заметила у двери таз с маслянистым пеплом. Лекарь сообразила сжечь бинты с моей кровью, а значит — оборотни должны были разойтись и мне никто не помешает добраться до комнаты.

Но мои надежды не оправдались: на лестнице, словно призрак из-под пола, из-за угла выскочил Рэндом.

— Ну здравствуй, богиня, — с ухмылкой произнес он.

Я же отпрянула от неожиданности и начала падать назад. Громиро среагировал мгновенно, в одну долю секунды оказавшись у меня за спиной и подхватив на руки.

— Что-то ты совсем бледная. Что с тобой сделала эта выжившая из ума старая дракониха? — озабоченно всматриваясь в мое лицо, спросил он.

— Мы выводили Салимо из беспробудного сна, — максимально честно ответила я.

Препираться и что-то доказывать у меня сейчас не было ни сил, ни желания.

— Давай-ка я отнесу тебя в комнату, а ты мне за это все расскажешь, — совершенно без издевки, по-доброму улыбнулся Рэн, и я не смогла отказаться.

Согласно кивнула и расслабилась. Напряжение в моем состоянии давалось с трудом.

Кико в комнате не оказалось, она наверняка на занятиях. Комната была заперта, но ключ висел прямо на двери, на одной из цифр номера. Рэндом отказался меня отпускать, и дверь я открывала, лежа у него на руках. Войдя, он усадил меня на мою кровать и потребовал:

— Рассказывай.

Я не привыкла лгать и что-то скрывать, кроме своей истинной родины, и честно поведала ему, как мы с лекарем и менталистом спасли Салимо.

— А ты в курсе, что это преступление? — поинтересовался оборотень, выслушав мой рассказ. — Проникновение в чье-либо сознание без его согласия либо письменного разрешения ближайших родственников в случае недееспособности карается ссылкой или каторжными работами в зависимости от тяжести нанесенного вреда.

— Но мы же не навредили! Мы наоборот — спасли его! — воскликнула я.

— Невозможно проникнуть в чужое сознание без его согласия и не навредить, — усмехнулся Громиро. — Хорошо, если нарушения будут временными. Но они могут оказаться и необратимыми. Да ты могла прихватить с собой часть его сознания или оставить кусочек своего в его голове! Болтиньяк уволить нужно за такие методы и лишить лекарского звания.

— И что мне теперь делать? — спросила я, испугавшись.

— Я, так и быть, никому ничего не расскажу, но ты за это сходишь со мной на свидание, — коварно улыбаясь, проговорил оборотень.

— Зачем ты так? — тихо спросила я.

Глаза защипало от норовящих выступить слез, но я сжала зубы и изо всех сил боролась с постыдной слабостью. Господин Прожирани очень не любил «сопливых нытиков», и я еще в детстве разучилась плакать, как бы больно или страшно мне ни было. Но теперь, когда я поверила в благородство людей и свободу, такое бесчестное отношение вызвало жгучую обиду. Получается, свобода оказалась ненастоящей. Я никому не принадлежу, но всегда найдется кто-то сильный, хитрый и бесчестный, и ему не составит труда принудить меня к чему угодно. А разве это не рабство?