Книга Агент из Версаля - Владимир Бутенко

Потемкин, погруженный с головой в предпраздничные заботы, посещал ее, увы, нечасто, что также было весомой причиной ее пасмурного настроения. Избавляться от него помогали бесконечные государственные дела и семейные проблемы. Беспокоило ее слабое здоровье невестки, вспыльчивое поведение сына.

В те самые дни, когда Текели распустил Запорожскую Сечь, Екатерина Алексеевна приехала в Троице-Сергиеву Лавру и провела там почти неделю, отметив Пятидесятницу и молясь пред иконами храма по нескольку часов. Возможно, Господь внял ее молитвам и отвел в Сечи братьев-славян от кровопролития? Тайна сия велика есть…

Невесело прошли именины великой княгини Натальи Алексеевны, захворавшей некстати, почему ни она, ни Павел Петрович, сынок милый, во дворец не явились. Екатерина сама проведала утром невестку, весьма тронутую оказанной ей честью. Родственные узы обязывали.

Душевное напряжение, связанное с будущим материнством, не покидало императрицу. Она постоянно жила в Коломенском, держа при себе сердечную подружку Брюсшу и Перекусихину, с которыми могла быть обычной женщиной, искренней и простой. А «милая милюша» теперь бывал на обедах еще реже и чинился, вел себя любезно, но не ласково. И эта его непоказная черствость, признак отчужденности, вызывала по ночам слезы. Донимали и раздумья об авантюристке, именуемой «княжной Таракановой», которую привез в Петербург капитан Грейг. Из писем фельдмаршала Голицына, допросившего эту особу в Петропавловской крепости, Екатерина поняла, что самозванка ничего бы не значила, если бы не поддерживающие ее интриганы из Польши и Франции, ненавидящие Россию и ее, императрицу. И как поступить с этой смутьянкой, она тоже пока не ведала. Наказать либо простить?

Развеял ее меланхолию смотр на коломенском лугу двух гренадерских полков, отличившихся в турецкой кампании. Командовал ими граф Воронцов, бригадир-красавец, бравостью своей тронувший сердце государыни. А она для этого воскресного парада специально надела мундирное платье, сделавшее ее, впрочем, неуклюжей. На деревянном постаменте рядом с ней был наследник с женой, Григорий Александрович Потемкин, статс-дамы и приехавшие на праздник придворные сановники.

Выстроенные в каре гренадеры являли собой элиту русской пехоты. В честь предстоящего праздника они были наряжены в новехонькие мундиры, на пошив которых ни сама императрица, ни президент Военной коллегии Потемкин не пожалели средств.

Смотр начался под громкую дробь барабанщиков, которую подхватили флейтовщики и трубачи. Услышав сигнал, разом, с правой ноги, двинулось первое каре со знаменосцами и командиром полка впереди. Екатерина поднесла к глазам лорнет, точно пристыла взглядом к марширующим. Форма этого полка оставляла отрадное впечатление. На рослых, статных усачах были зеленые мундиры с красными воротниками и обшлагами на рукавах, светлые рейтузы заправлены в высокие сапоги, головы венчали красные каски с белым основанием. У офицеров были такие же гренадерки, украшенные перьями, а у полковника – обшитая медвежьим мехом. Екатерина, восторженно улыбаясь, смотрела на мощные, слаженные движения этих героев, победивших в баталиях и принесших своей державе великую славу! Ее завораживал напор и то, как горделиво шли, попирали землю эти длинноногие мужчины, способные вскружить голову любой чувственной особе. Она повернулась к стоящим позади статс-дамам и, поймав взгляд Прасковьи Брюс, бросила:

– Чудо-воины! Сокрушительная сила супротив любого врага. А ка-аки-ие красавчики! Не правда ли?

– О, это истинные рыцари! Мы просмотрели все глаза… Восхитительно! – многозначительно ответила «Брюсша», большая ценительница мужчин.

Форма второго гренадерского полка была иная: синие мундиры, перехваченные белыми портупеями, сочетались с красными рейтузами и темными касками. Как всякая женщина, императрица, прежде всего, обращала внимание на форму и внешность марширующих, а к оружию она присмотрелась после, когда из-за тучи вынырнуло солнце и под его лучами засверкали отделанные медью ружья и примкнутые к ним штыки. И еще на боку у солдат были в ножнах шпаги.

Промаршировав, гренадеры продемонстрировали искусство перестроения на ходу в квадраты, каре, разомкнутый строй, разыграли штыковую атаку и рукопашный бой.

У Екатерины от долгого стояния затекли ноги, ломило спину и хотелось лечь. Но она, не выказав своего недомогания, дождалась окончания смотра и обратилась к Потемкину так, чтобы слышала вся свита:

– Ну, ваше сиятельство, порадовали вы нас! Гренадеры выучены отменно и заслуживают за прежнее геройство и строевые навыки поощрений. Такожды от имени нашего передайте мое удовлетворение бригадиру, графу Сергею Воронцову, за должное командирство.

Потемкин благодарственно улыбнулся и доложил:

– Эти полки участвуют в празднике, будут охранять Кремль.

– Примите наше одобрение… – И, понизив голос, нервно обронила: – Что-то вчерась не изволили вы быть, батинька, на обеде… А я так надеялась…

И отвернувшись, поплыла к ожидающей ее карете. Настроение у нее резко переменилось. Проводив взглядом уходящих в сторону Москвы гренадеров, Екатерина приказала везти ее не в коломенскую резиденцию, а в церковь деревни Черная Грязь, в новоприобретенную усадьбу, переименованную в Царицыно. С собой взяла она только Прасковью. И, как была в тяжелом мундирном платье, покорно выстояла вечернюю литургию, со слезами слушая хор певчих… А на обратной дороге уже обдумывала, где поселить главного героя войны – Петра Александровича Румянцева, не жившего со своей супругой, Екатериной Михайловной, пожалованной два года назад в статс-дамы с назначением гофмейстериной к великой княгине. И этот выбор жена сына восприняла с признательностью. Пожилая Екатерина Михайловна, будучи душевной и мягкой, отличалась материнской заботливостью. Несчастье в замужестве, как считала Екатерина, случилось только по вине фельдмаршала, который лично ей был не менее дорог как преданный человек и великий полководец. Через три дня он приезжал в Первопрестольную, излечившись от недуга. И для встречи фельдмаршала на городской окраине, у деревеньки Котлы, были выстроены, по ее распоряжению, триумфальные ворота, а вдоль дороги расставлены пирамидки со светильниками, ежель въедет Румянцев не днем, а в темное время. В любом случае курьер оповестит о приближении Петра Александровича к Москве, и только Потемкину она может доверить устроить ему достойное чествование. Немало славных полководцев, например, Суворов. Но характером вспыльчив, дерзок и постоянно с кем-то пикируется. Воин хорош, а доверить целую армию неможно.

Вдруг лошади, везшие карету, шарахнулись в сторону! Прасковья Александровна, сидевшая напротив, вскрикнула и, удерживая императрицу, схватила ее за колени. Мимо промчался, догоняя зайца, донской козак. Только на мгновенье промелькнуло его лицо, но Екатерина успела заметить, что был он на редкость красив, смуглолиц, с черным кольцеватым чубом. Объявший было ее гнев быстро сменился на милость.

– Дикарь! Но такие и готовы, ежели понадобится, умереть за меня, – убежденно сказала императрица статс-даме. – Твой брат, фельдмаршал Румянцев, не примирился ли с Екатериной Михайловной? Ищу для него пристанище. Гофмаршал Орлов осмотрел дом Бибикова, но он для покоев не пригоден. Может, поселим во дворце, где жил в прошлом принц Дармштадский?