Книга Даль сибирская - Василий Шелехов

Июньские ночи на Севере белые. Третьяковы поначалу не могли уснуть почти до утра. Впрочем, Григорий Мелентьевич, великий говорун, в любом случае не дал бы им выспаться, он мог разглагольствовать сутками напролёт обо всём на свете, о женах, детях своих, о странствиях и, конечно же, о конфликтах с начальством, сослуживцами, соседями, знакомыми и незнакомыми людьми.

Гостей позабавило сравнительно недавнее столкновение Шорохова со своим непосредственным начальником, с директором горторга. Тот временно поселил только что принятого на работу товароведа на квартире уехавшего в отпуск продавца. Но в первую же ночь, когда Шорохов с сыном улеглись спать, директор вдруг заявился, чтобы перевезти их в иное место. Бортовая машина стояла у крыльца, надо было срочно сматывать манатки, грузиться и опять куда-то ехать. Григорий Мелентьевич запротестовал: поднимать людей с постели ночью, дескать, некорректно, более того, похоже на издевательство. Директор же настаивал на своём. Истратив словесные аргументы, Шорохов применил физические: в толчки-пинки вышвырнул директора вон, запер дверь на крючок и улёгся досыпать.

– Нагнал шороху товарищ Шорохов, – прокомментировал этот эпизод Георгий. – Нормальные люди драчливы в детстве, а мой батяня до старости таким остался.

Свои приключения Шорохов-старший преподносил с артистизмом. Он явно гордился талантом рассказчика. Много витийствовал товаровед о высоком качестве американских товаров. Вытащил из-под кровати ботинки красной кожи и стал безудержно расхваливать их:

– Вот смотрите, вот пощупайте, кожа, видите, какая кожа, а? Полсантиметра толщиной! А?! Глянец-то, глянец какой, а?! Такой коже сносу нет! А подошва! А каблуки! Обратите внимание: с железными подковками! Нипочем такие ботинки не разобьёшь! Да любые американские товары по сравнению с нашими лучше качеством. Например, автомашины «студебеккер» или «интер». У «интера» проходимость изумительная! Любой подъём возьмёт! Или джинсовая ткань, крепость обалденная. Разрежьте на полоски – получите верёвку, да такую, что хоть баржу на ней тащи! Или взять бочки. У наших края рваные, с заусенцами, никакая рукавица не выдержит, моментально издерёшь в клочья, а у ихних бочек края загнуты внутрь да так заовалены, что можно голыми руками катить. И так во всем, от и до!..

Наутро в воскресенье Георгий вызвался показать Третьяковым город. Но остаться в одиночестве, без благодарных слушателей-зрителей Григорий Мелентьевич, разумеется, не мог, он не пустил сестру из дому. Поистине в нём умер великий артист! Дочери остались с матерью, и на прогулку отправились одни мужчины.

Портовый посёлок Дырдаллах, где проживали Шороховы, находился в полутора километрах от Якутска. Столица Якутии представляла собою огромное скопище одноэтажных деревянных домов. Каменных зданий, не выше двух этажей, было немного, в основном это здания министерств, школ, больниц, драмтеатр, пединститут. Улицы вымощены деревянными чурбаками, которые, объяснил проводник, беспрестанно крошатся, проваливаются или выпирают вверх. Чурбашки то и дело заменяют, укладывают ровнее, но держатся они крепко только зимой, потому что мороз превращает примерзшие к земле деревяги в несокрушимый монолит.

Когда время перевалило за полдень, Георгий повёл Третьяковых на колхозный рынок. У входа на базарную площадь безногий инвалид играл на гармони, его лежавшая на земле шапка-ушанка была наполнена трёшками и рублевиками. Побродили, поинтересовались ценами на продовольствие. Всё здесь было значительно дешевле, чем в Киренске.

Рядом с рынком одноэтажное, обитое вагонкой приземистое здание, над входом красовалась вывеска: «Столовая». Старинное, довоенное, забытое слово! Неужели существуют на белом свете столовые?! Чудно! Странно! Очень странно! Будто в другом государстве очутились!..

Георгий завёл Третьяковых в столовую, довольно затрапезную, усадил за квадратный стол на четыре персоны, развернул меню – скромный листок бумаги, захватанный по краям. Ассортимент блюд оказался весьма скудным. Заказали уху, котлеты, чай. Третьяковым как-то не верилось, что всё это взаправду, что можно вот так запросто войти в столовую и без каких-либо продуктовых карточек пообедать. С самого начала войны столовые общего пользования исчезли, остались только закрытые, рабочие, ведомственные. В Киренске действовала закрытая столовая для руководящих партработников. Никакой вывески на ней не было, но в небольшом районном городе всё известно всем, да и по соблазнительным запахам, разносившимся вокруг, нетрудно было догадаться, что это за учреждение. У проходивших мимо закрытой столовой горожан не могло не возникать чувства ненависти к тем, кто имел право войти туда и насытиться.

Обед лишь раздразнил аппетит Валентина: уху сготовили из мелких окуньков, башка да хвост, да рёбра, а котлета мясом и не пахла. Алексей Иванович по выражению лица сына догадался, что ему мало, и, хотя цены были кусачими, заказал ещё порцию котлет. Однако это не помогло. Валентину казалось, что он мог бы съесть этих котлет неисчислимое множество. Ему казалось, что он мог бы жевать и глотать пищу с утра до вечера и с вечера до утра, вопреки всякой логике верилось, что вороха хлеба и всякой снеди уместятся в его желудке, как у героев сказок Объедалы и Опивалы.

Георгий, сострадательно улыбаясь двоюродному брату, заметил:

– В первое время, сколько бы вы не набивали брюхо, чувство голода будет преследовать вас, потому что отощал весь организм, понимаете? Каждая клетка вопит, требует пищи. Даже если наешься так, что рёбра трещат и дышать тяжело, всё равно будешь чувствовать себя голодным. Мне это хорошо знакомо. Когда наша часть стояла в Забайкалье, дистрофики на ходу падали от истощения. Иные умирали или становились инвалидами. Единственное спасение от голода мы видели в том, чтобы попасть добровольцем на фронт. Ну вот и добился я своего. Хуже или лучше получилось, бог знает. Вернулся живой, но здоровья-то нет. А ведь ещё фактически и не жил…

Расплатились за обед, вышли. Но главный сюрприз ожидал Третьяковых в продовольственном магазине. Первое, что привлекло их внимание – золотисто-жёлтый куб масла весом, наверное, в пуд, стоявший башенкой на прилавке, застеленном клеёнкой. Рядом – наполовину разделанное стегно бекона, красно-коричневое, с аппетитными блёстками сала на срезе. На полках килограммовые картонные коробки с сахаром-рафинадом, коробки с кофе, какао, бумажные пакеты с сушёным картофелем, сушёной морковью, жестяные баночки с колбасой. Подойдя поближе, можно было увидеть за прилавком двадцативедёрные бочки, уже распочатые, с окороками, залитыми ослепительно белым салом-лярд, с копченой, вкусно пахнущей рыбой.

Новоприбывшие в Якутию зачарованно взирали на это неправдоподобное, роскошное изобилие. Они были как во сне, смотрели и смотрели со сладким головокружением и не могли насмотреться. Обетованная земля! Рай! Сказка! Чудесный сон! И хотя по слухам, а затем и по письмам Шорохова знали, что Север завален американскими товарами, все-таки не верилось, что увиденное доступно всем рядовым смертным.

Покупателей в магазине не было, и Валентин шепнул Георгию:

– Для кого это всё? Начальство, наверное, сжирает?

– Да нет, почему же? Все здесь отовариваются. Ну, по карточкам, конечно.