Книга Где папа? - Юлия Кузнецова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы обнялись в последний раз.
– Я не знаю, каким я выйду, – повторил вдруг папа.
На этот раз мама выставила вперёд свой худой палец и строго сказала:
– Главное – тебе есть к кому выйти!
Это было правдой. Я вышла в коридор, а папа медленно закрывал дверь, словно не желая меня отпускать, а я изо всех сил держалась, чтобы не расплакаться.
Тётка в форме сидела за столом и грызла огурец. Перед ней стоял парень и что-то тихо ей говорил. Я глядела на него во все глаза. На нём была рубашка. Серая. Как на том пугале.
А ещё он был похож на Андрея. Темноволосый, кареглазый. И я смотрела на него, как он спокойно ей что-то докладывает, и всё у меня внутри переворачивалось.
Конечно, это не значит, что я теперь буду любить и обожать всех на свете зеков, раз мой папа попал к ним. Но раньше мне не приходило в голову, что среди ЭТИХ есть ВСЯКИЕ.
По небу медленно двигались облака, похожие на белых китов с плоскими животами. Они плыли по ярко-голубому, как утреннее море, небу, вперёд – подальше от тюрьмы. Когда-нибудь они поплывут и над папой, которого Костя, как меня сейчас, будет везти домой.
– Не буду сидеть, – проворчала Кьяра.
– А под «Барашка Шона»?
– Нет!
– Ну пожалуйста, малыш, нам надо с тобой досидеть ещё пять минут.
Строго говоря, Кьярка просидела уже столько, сколько ей прописал педиатр. Десять минут. Но я вычитала на упаковке с кремом, что лучше будет, если крем побудет на коже пятнадцать минут. Поэтому я включила второй диск «Шона» и снова усадила Кьярку себе на колени. Лучше подержать крем подольше. Мне совсем не нравится, как выглядит еёнога. Красные прыщики расползаются по всей коже, а кое-где она уже успела расчесать ногу до крови.
– Не хочу «Шона», – губы у неё выгнулись полумесяцем и задрожали, – вон там волк! Он съест барашка!
Она указала пальчиком на окно.
– Это не волк, это ветер, солнышко. – Я поймала и поцеловала её пальчик, но она всё равно хмурилась.
А холодный мартовский ветер и правда распоясался там, за окном. Гудел так, словно пытался снести балкон.
– Давай ещё чуть-чуть посмотрим, а потом я покатаю тебя на одеяле, – предлагаю я.
– Мама не разрешает. Мама будет сердиться. Пол грязный.
– Ну на пледе. Давай?
– А плед чистый?
– Ага.
Она тут же светлеет. Везёт же, умеет так быстро переключаться. Вот она уже смеётся над тем, как Шон платит за пиццу живой лягушкой и как продавец целует на радостях эту лягушку, а та с ужасом на него косится.
А я всё думаю, надо было уточнить, что хотя, плед чистый, пол-то всё равно грязный? Получается, мы всё равно вроде как обманываем их маму? Она же сердится на то, что что-то катают по грязному полу…
«Ну и пусть сердится, – думаю я в конце концов. – Как могу сидеть с Кьяркой, так и сижу».
Это ощущение, что я делаю что-то втихаря от Татьяны, то, что, возможно, не понравилось бы ей, если бы она узнала, – странное.
Это вроде и неловкость.
Но и радость, что ли. Не потому, что это не нравится Татьяне, а потому, что это нравится Кьяре.
Поэтому я с почти чистой совестью врубаю Roxette на полную громкость, расстилаю на полу плед и катаю Кьяру.
Мне кажется, Татьяне бы и громкость не понравилась, и текст. Но меня это только подгоняет, как будто ветер дует в спину, а я на санках несусь с горы, подпрыгивая на кочках. Как тогда – с Андрюшей.
Так меня пробрала и музыка, и все эти нарушения, и то, что Кьяра ржала как мешочек со смехом, пока я катала её на пледе по полу, что я сама начала приплясывать.
И поглядывала в тёмное окно. Руку вверх, потом рисуешь в воздухе круг. Я даже подумала, что, перенеси меня вот прямо сейчас на школькую дискотеку, я бы неплохо смотрелась в круге танцующих. Не то чтобы кто-то упал бы в обморок, но меня хоть не отличали бы от остальных, что тоже неплохо. Может, я и не казалась бы себе такой страшной?
– Лиза! У тебя красивое платье! – закричала Кьяра, переворачиваясь со спины на четвереньки и хватаясь за плед.
– Да? – спросила я, оглядывая старую застиранную серую футболку с дыркой на груди и со со следами яблочного пюре, которым она меня закидала. – Спасибо, милый, ты у меня тоже красавица!
Она правда была жутко хорошенькой, с блестящими глазами и прилипшими ко лбу волнистыми волосами, в розовых лосинах и белой футболке с Микки Маусом. А что касается меня… Она смотрела на меня с таким обожанием, что мне захотелось ей поверить.
В целом-то я похожа на обычную девчонку, которая танцует под музыку со своей младшей…
Стоп.
Не со своей.
Я вдруг выронила кусок пледа.
– Ещё! – закричала Кьяра. – Хочу ещё!
Но я не могла заставить себя поднять плед. У меня возникла одна мысль. Я всегда об этом знала, но по-настоящему это до меня только что дошло.
Кьяра ведь мне не сестра… И не мой ребёнок. Она вообще мне никто. Через пять – десять лет она вырастет и забудет про меня. Кто помнит о тех, кто возился с тобой, когда тебе было три года? Да даже в пять… Если это не родственник.
Я вдруг ощутила боль. Жуткую боль в груди. Как будто там пробили дырку. И в ней дует ветер. Ветер-волк, который съест барашка. У-у-у!
– Ещё!
– Кьяра…
Вопрос запрыгал у меня на языке. Так и хочет спрыгнуть вниз, на девочку. Девочку с огромными серьёзными глазами.
Но я ему не даю. Нельзя, нельзя! Лизка! Дура! Ты не имеешь права задавать ребенку такие вопросы. Она же маленькая. Нельзя ни в коем случае. Такой вопрос нарушит какой-то баланс, и вообще…
– Кьяра! Ты кого больше любишь, маму или меня?
И я зажала рот рукой. Но только когда произнесла эти слова.
– Музыка кончилась, – сказала Кьяра хмуро. – А, нет! Опять началась!
И заиграло «Спать в твоей машине». Я подошла и выключила.
