Книга Assassin's Creed. Отверженный - Оливер Боуден

Мы несколько раз предпринимали вылазки, стремясь прорвать их осаду, но все наши попытки успеха не имели. Наконец восемнадцатого сентября французы прорвались в крепость. Время было раннее – четыре часа утра, если мне не изменяет память. Они захватили союзников, пока те спали. Французы принялись истреблять гарнизон. Мы знали: через какое-то время французские солдаты распояшутся и начнут бесчинствовать в городе, грабя и убивая каждого, кто окажет им хотя бы малейшее сопротивление. У Эдварда в порту стоял наготове корабль. Он давно решил: если вдруг французы прорвутся в крепость и придется спешно отступать, ему будет на чем вывезти своих солдат. И вот такой день наступил.

Так я с отрядом оказался в порту. Мы следили за погрузкой на корабль солдат, имущества и продовольствия, которое удалось вывезти из крепости. Часть наших поднялась на портовые стены – отгонять французских мародеров, если те вздумают сунуться в порт. Мы с Эдвардом стояли на сходнях, наблюдая за погрузкой. К началу осады крепости Берген-оп-Зом там находилось тысяча четыреста английских солдат. За месяцы сражений их число уменьшилось наполовину. То есть свободные места на корабле имелись. Не скажу, что много. Их бы не хватило, чтобы эвакуировать из крепости всех. Однако места были. – Я посмотрел на Реджинальда. – Мы могли бы их взять.

– Кого «их»?

Прежде чем ответить, я надолго припал к кружке.

– В порту к нам подошла одна семья, в том числе полупарализованный старик и маленькие дети. Молодой парень спросил, найдется ли у нас для них место. Я кивнул, поскольку не видел причин отказывать этим людям. Однако Эдвард велел им не путаться под ногами и крикнул нашим солдатам, чтобы поторапливались. Парень был удивлен не меньше моего. Я хотел узнать у Брэддока, чем продиктован его отказ, однако молодой человек меня опередил. Он что-то сказал Брэддоку. Что – я тогда не расслышал.

Позже Брэддок сказал мне, что парень назвал его трусом. Едва ли это было таким уж тяжким оскорблением. И конечно же, не заслуживало чудовищных ответных действий Брэддока. Выхватив меч, Эдвард убил парня на месте.

Брэддока почти всегда окружало несколько человек, наиболее близких к нему. Среди них были некто Слейтер – палач – и подручный палача. Новый. Прежнего я убил, когда спасался от виселицы. Пожалуй, этих двоих можно было бы назвать телохранителями. Они были намного ближе к Брэддоку, чем я. Не знаю, прислушивался ли он к ним, но они служили ему с собачьей преданностью, готовые защищать его везде и всюду… Так вот, едва парень, убитый Брэддоком, упал, цепные псы Эдварда бросились к оторопевшей семье. Реджинальд, самое ужасное, что Брэддок не только их не осадил, но и сам присоединился к ним. Они убили старика, мужчину, старуху, молодую женщину, не пощадив даже детей! Одному было года три, второго мать держала на руках… – Я стиснул зубы, вновь переживая те события. – Реджинальд, это была самая жуткая бойня за всю историю моей службы у Брэддока. А уж поверь мне, я вдоволь навидался жестокостей войны.

– Понимаю, – кивнул он. – И это ожесточило твое сердце против Брэддока.

– А как могло быть иначе? – спросил я, поражаясь невозмутимости Реджинальда. – Мы все в какой-то мере солдаты, но мы не варвары.

– Понимаю… Понимаю…

– Понимаешь? Ты согласен, что Брэддок стал неуправляемым?

– Спокойнее, Хэйтем. Что значит «неуправляемым»? Внезапная вспышка ярости, приведшая к трагедии, – это одно. А «неуправляемый» – нечто другое. У Брэддока могли сдать нервы.

– Он обращается со своими людьми как с рабами!

– Ну и что? – искренне удивился Реджинальд. – Это английские солдаты, с ними не следует обращаться как-то иначе.

– Мне думается, Брэддок отходит от наших принципов. Люди, которые служат под его началом, – не тамплиеры. Они добровольно вступили в армию.

Реджинальд кивнул:

– А те двое, на которых мы наткнулись в Шварцвальде. Они тоже входили в число приближенных Брэддока?

Я посмотрел на него и, стараясь ничем себя не выдать, солгал:

– Не знаю.

Возникла долгая пауза. Стараясь не встречаться с ним глазами, я неторопливо пил эль и делал вид, будто любуюсь прелестями официантки. Я был даже рад, когда Реджинальд сменил тему разговора. Подавшись вперед, он вполголоса заговорил о подробностях моего скорого отъезда на Корсику.

2

Выйдя из «Шоколадного дома Уайта», мы с Реджинальдом простились. Каждый сел в свою карету. Когда моя отъехала на достаточное расстояние, я постучал в потолок. Мой кучер спрыгнул на землю. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто за ним не следит, он быстро открыл дверцу, юркнул внутрь и сел напротив меня, положив рядом свою шляпу. Его светлые глаза смотрели с любопытством, ожидая моего рассказа.

– Какие новости, мастер Хэйтем? – спросил он.

Мельком взглянув на кучера, я повернулся к окошку.

– Сегодня вечером я отплываю в путешествие. Сейчас мы заедем домой. Я соберу вещи, а потом отправимся в гавань. Надеюсь, ты не против.

Кучер снял воображаемую шляпу:

– К вашим услугам, мистер Кенуэй, сэр. Я как-то уже и привык к этим кучерским развлечениям. Конечно, приходится подолгу стоять и ждать. Это малость утомляет, зато никакие французы на тебя не кричат, да и свои офицеры тоже. Никакой прыщ меня не понукает. Вот за это я и люблю кучерское ремесло.

Временами я уставал от его болтовни.

– Я это уже слышал, Холден, – сказал я и нахмурил брови, рассчитывая, что он замолчит.

В другое время он бы продолжил свой монолог, однако сейчас его снедало любопытство.

– Сэр, вам удалось что-нибудь разузнать?

– Увы, ничего определенного.

Я смотрел в окошко кареты. Меня обуревали сомнения, одолевало чувство вины и даже сознание собственного вероломства. Я не знал, кому теперь могу по-настоящему доверять и кому оставаться верным.

По странной иронии судьбы человеком, которому я больше всего доверял, был этот болтун Холден.

Мы встретились с ним в Нидерландах, в полку Брэддока. Эдвард сдержал свое слово и позволил мне заводить разговоры с его солдатами и спрашивать, знал ли кто-то из них «Тома Смита», окончившего жизнь на виселице. Мои усилия оказались бесплодными, чему я ничуть не удивился. Все, к кому я обращался, вообще не знали этого Смита, если Остроухий действительно носил такую фамилию. Но как-то поздним вечером полог моей палатки зашуршал, и у меня на пороге появился незваный гость.

Мы с ним были близки по возрасту. На вид я бы дал этому человеку лет двадцать семь или двадцать восемь. У него были короткие рыжеватые волосы и улыбка мальчишки-сорванца. Джим Холден – уроженец Лондона и славный малый, искавший справедливости. Его брата повесили вместе с Остроухим за кражу жаркого. За это ему в худшем случае должна была бы грозить порка. Однако его повесили. Как я потом понял, главная ошибка брата Холдена заключалась не в самой краже еды, а в том, что он стащил ее у одного из приближенных Брэддока.