Книга Отнять всё - Джейн Лителл

– То, что случилось, конечно, отвратительно, но я просто думаю о том, какая жизнь будет у Билли. Знаю, ты выросла в Лондоне, однако, по-моему, для ребенка город не годится.

Я задумалась. Представила, как мы живем в Корнуолле, в домике у моря. У Билли будет сад, а мы с Маркусом будем работать дома, удаленно. Хватит с меня Филипа Парра и его заморочек. Стану фрилансером, и наступят мир и покой… и одиночество. Нет, я человек городской, как ни посмотри. Мне нравится жить в центре и нравится наша квартира рядом с Бейкер-стрит.

– Я пока не готова уехать из Лондона, – сказала я.

– Писать можно где угодно.

– Да, но редактировать журнал – нет. И давно ты об этом подумываешь?

– Некоторое время.

А я-то считала, что для него важнее всего работа, особенно теперь, когда он получил важный заказ. Или дело как раз в этом? Маркус отныне спокоен за свою карьеру.

– Ты ведь долго будешь работать над даремским проектом.

– Да. И все же подумать стоит. Детям нужен свежий воздух, простор. А в Лондоне иногда чувствуешь себя как в клетке.

Дорогу нам перекрыл большой трактор, и обогнать его на узкой дороге мы не могли. Маркус в таких случаях не на высоте, и его раздражение все росло.

У меня зазвонил мобильник.

– Ну вот! Это точно с работы.

– Не отвечай. У тебя отпуск.

Я достала телефон. Звонил Эдди. Я переключилась в режим голосовой почты. Не говорить же с ним, когда рядом сидит Маркус.

– Захотят – оставят сообщение, – произнесла я.

* * *

Наконец мы приехали в гостиницу, и нас отвели в номер – большую угловую комнату с чуть потертой мебелью. Из окон открывался роскошный вид на море, и нам обоим номер понравился. Я быстро разобрала вещи и пошла в ванную – прослушать сообщение Эдди. Он много наговорил: сообщал, что едет в Кент работать над большим заказом, извинялся за свое поведение – я была права, что тогда рассердилась, и хорошо бы нам остаться друзьями. Я подумала – позвонить ему, пожелать удачи? Но потом решила: нет, хватит уже. У меня теперь семья, впереди отличный отпуск. И я выключила телефон.

Нырять Маркус не успевал: нужно было еще заправлять воздухом баллоны. Мы все же спустились на пляж, подержали Билли за руки, а он – впервые в жизни! – поболтал ножками в море.

* * *

Прошло три дня. Я пригласила тетю пообедать с нами в гостинице.

– Маркус, если ты увлекаешься дайвингом, тебе нужно в Боталлак. Там гранитные рифы образуют великолепный природный бассейн. Во время прилива он наполняется водой. Про него знают только местные.

– А как туда добраться?

– Нужно немного пройти пешком, где-то около часа, от деревни Боталлак, к западу отсюда. Места, впрочем, красивые. Оттуда виден старый рудник.

– Если час ходьбы, то погрузиться не получится. Слишком далеко тащить баллоны. Можно просто поплавать с трубкой.

– Давай завтра, – радостно предложила я.

– Вряд ли вам стоит брать с собой Билли. Спуск к воде там крутой и скользкий. Завтра я не смогу с ним посидеть, а если потерпите до четверга, то с удовольствием.

– Я бы лучше завтра пошел, – сказал Маркус. – Погоду на четверг обещают так себе.

– Ну и пойдем, – решила я. – Ты поплаваешь, а мы с Билли посидим наверху. Устроим пикник.

Мы отлично проводили время, расслаблялись. Погода стояла хорошая, Билли спал крепко. Маркус уже два раза погружался, а я с наслаждением валялась на пляже и читала – просто читала. Мы занимались любовью; работа и связанные с ней неприятности отошли на второй план. Прекрасно, что мы нашли время сюда приехать. Разделявшая нас стена понемногу разрушалась.

Хейя

Август

Сегодня я спала в постели Маркуса. Лежала на его месте и вдыхала его запах. Я не собиралась там спать. Пришла в девять и думала заняться делом. Включила свет в прихожей, прошла в детскую. Там стоял маленький комод, и я, опустившись на колени, просмотрела одежду в ящиках. Билли не исполнилось еще года, а на большинстве ярлычков стояла пометка «от 12 до 18 месяцев». Видимо, он был крупный для своего возраста.

Одежда лежала аккуратно – кофточки и свитерки в нижнем ящике, майки и штанишки в среднем, а комбинезоны в верхнем. На двери висела на крючке теплая курточка. Подвеска с чайками исчезла. Взяли с собой? Наверное, Билли привык засыпать с этими чайками.

Под окном я нашла обтянутый тканью короб с изображением Ноева ковчега, полный игрушек: резиновый жираф, который пищал при нажатии; раскрашенный деревянный клоун; множество разноцветных кирпичиков и красный пластмассовый самосвал с огромными колесами. Жираф был довольно противный – с нависшими веками и длинными черными ресницами.

Потом я пошла в спальню. Постель была заправлена. Я думала, она хоть снимет простыни перед отъездом. Мне захотелось полежать там, где каждую ночь спит Маркус. Я разделась, убрала темное покрывало и легла с его стороны. И быстро уснула в этой большой чужой кровати. Мне приснился очень яркий сон. Я стою на своей кухне. Маркус сидит за стойкой. Я беру нож и делаю себе глубокий разрез в нижней части живота, справа. Маркус внимательно смотрит. Я надавливаю края разреза, и из раны появляется яйцо. Я ловлю его в белую фарфоровую плошку, радуясь, что не повредила желток. Потом растапливаю на сковороде сливочное масло и жарю Маркусу яичницу.

* * *

Утром я проснулась почти в восемь. Быстро оделась и взялась за работу.

Кабинет у нее маленький, повернуться негде. На двери появились новые фотографии Билли. Я присела на стул, посмотрела на полки. Ну и беспорядок. Взяв наугад стопку бумаг, я стала их перебирать. Оплаченные счета, поздравительные открытки, благотворительные открытки. Какие-то справочники. Еще кучка бумаг в пластиковых конвертах. В основном – письма родителей из Португалии. Я и не знала, что ее родители живут за границей… Ну где-то же она должна хранить важные документы?

Я встала, оглядела полки. Наверху среди книг заметила фиолетовый бокс для бумаг. Осторожно встав на стул, сняла его. Оно! На корешке было написано: «Свидетельства о рождении», «Пенсия», «Завещание». Оттянув пружинку, я вынула бумаги. Сверху лежало ее свидетельство о рождении. Она на два года младше меня. Отец – англичанин, мать – португалка. Родилась в Лондоне. Следом шло свидетельство Билли. Он родился третьего октября, в Университетском госпитале. Второго имени у него нет. Просто Билли Хартман. Меня растрогало, что Маркус назвал сына в честь своего деда-коммуниста. Именно деда из всей семьи он любил больше всех, и именно дед оказал на него самое большое влияние.

* * *

Когда Маркусу было одиннадцать, дед взял его с собой в рыбацкую деревушку, где провел детство и где не был сорок лет. Поездка сильно впечатлила Маркуса, он часто о ней вспоминал. Его старшие братья отнеслись к приглашению деда иронически, потому они поехали вдвоем. У деда всегда находилось время для Маркуса, он всегда его выслушивал. И Маркус прозвал его «Папуля».