Книга Сметенные ураганом - Татьяна Осипцова

– Та можешь же деньги не сразу, по частям – мне не к спеху, лишь бы к следующей поездке. Та подивись, яка ты в ей стройна та гарна!

Родом из-под Донецка, Галка могла говорить по-русски практически чисто, но иногда, для колорита, со свойственной украинкам грубоватой артистичностью переходила на псевдомову. Полагая, что, продавая вещи в рассрочку, она благодетельствует соседей, Галка беспардонно подбрасывала им своих детей – вроде бы ненадолго, на часик или два.

– Мань, нам с Петром только до овощебазы смотаться, присмотришь за моими? Не могу ж я, многодетная мать, на рынке скупляться, там же ж цены – ого-го! А на базе то же ж в два раза дешевле. Вам ящик помидоров взять?

– Спасибо, Галочка, нам ящик много, – пыталась отказаться Маня.

– Та чё там много? Синеньких потушить – помидоры нужны, аджики накрутить – опять нужны, да так – на салатик!

Галка уезжала, оставляя своих четверых отпрысков на Маню. А вернувшись, привозила ящик помидоров, или винограда, или слив.

– Деньги можно потом, – разрешала она милостиво.

Сколько раз Светлана ругала Манюню, чтоб не связывалась с этой хохлушкой.

– Виноград! – бушевала она. – Это ей дешево, а нам не по карману! Ишь, умная – нарожала, а соседи за ними следи! Я слышала, ты Галке обещала ее выводок из садика забирать, когда она в Турцию за товаром поедет?

– Светочка, мне ведь не трудно… Все равно за Олежкой с Павликом идти.

– За двумя усмотри, куда шестерых? Ну Галка, ну зараза, нашла дурочку, которая вместо нее за детьми ходить будет! – кипела от возмущения Света. – И детки все в мамашу, тоже устроиться умеют. Слыхали, что старшенькая ее учудила? Села возле дверей в детсад, куклу в платок завернула, панамочку сняла, на землю положила, а чужие сердобольные мамаши туда деньги бросали. Шестьсот рублей набрала! Галка мне сама рассказывала и хохотала. И ведь не стыдно ни черта!

– Света, – покачала головой тетя Поля, – это же ребенок, она же не нарочно.

– Ребенок! Яка разумна дитина! – передразнила Света Галку. – А эта дитина как к нам зайдет, сразу – шасть на кухню, и смотрит такими глазами, будто ее сроду не кормили. Чтоб я этих хохленков больше в доме не видела! Хочется тебе, Манька, с ними цацкаться – к ним ходи или во дворе играй.

– Света, но Галя ведь не просто так, она добрая, то овощей каких даст, то вот Олежке сандалики.

– Ага, сандалики, двумя детьми ношеные-переношеные! На помойку тащила да нам занесла… Благодетельница! Ты еще подушечки турецкие вспомни, превратившиеся в ком прежде, чем мы за них расплатились! А уж как Галка расхваливала: и мягкие они, и какие-то там ортопедические… Ничего больше у нее не возьму, и ты не бери. Она ящик овощей или фруктов оставит, а мне потом расплачиваться? Нет у нас денег фрукты ящиками лопать!

Маня не умела отвертеться и продолжала помогать назойливой, как осенняя муха, соседке. Света махнула рукой – Маньку-гуманистку не переделаешь. Да и тетю Полю с мамой тоже.

Ольга Петровна как-то спросила:

– За что ты ее так ненавидишь? Галка, конечно, довольно наглая, но ведь не вредная.

– Да потому и ненавижу, что наглая. Похоже, и вправду, наглость – второе счастье. Ты погляди, они в Питере без году неделя, а все у них есть: и квартира, и три комнаты на сдачу, и иномарка. Коренные ленинградцы до сих пор в коммуналках ютятся, та же Вера Евгеньевна… А Галка по Турциям разъезжает. Ненавижу!

– Это банальная зависть, Светочка.

– Да плевала я на нее! Буду я завидовать какой-то уродине! Морда как у лошади, задница в три обхвата и ноги как бревна…

Но на самом деле она завидовала. Модным Галкиным шмоткам, ровному турецкому загару, автомобилю, на котором Петр возил жену.

Глава 9

Света не ожидала радости от нового, 1994 года. Лишь бы хуже не стало, считала она. А Маня за праздничным столом произнесла тост:

– Пусть все несчастья и неприятности останутся в прошлом. Я верю, скоро все у нас изменится к лучшему. У меня предчувствие: что-то произойдет, что-то очень хорошее, и все мы будем счастливы!

– Предчувствие у нее, – выпив свое шампанское и поставив фужер на стол, буркнула Света. – Иди тогда в гадалки – они деньги лопатой гребут.

– Ну что ты все о деньгах, Светочка? – укоризненно взглянула тетя Поля.

– Вот когда у меня их будет целая куча, тогда и не стану думать о них.

Тетя Поля, загадочно улыбаясь, опустила глаза. Никто не обратил на это внимания.

Прошло две недели. Вернувшись поздно вечером с работы и едва войдя в квартиру, Света услышала доносящийся из кухни веселый пьяный голос отца:

– И все равно, я говорю – ты герой!

«Опять нажрался и к ребенку пристает! – возмутилась она. – Ну, сейчас он у меня огребет! И все остальные получат заодно. Сколько раз твердила – пьяного к детям не подпускать! Двенадцатый час, мальчишкам спать пора!»

Стянув пальто и скинув с ног сапоги, она решительно направилась на кухню и… застыла на пороге. За столом, между вцепившимися в него Манькой и тетей Полей, сидел Миша. Миша, которого она давно мысленно похоронила. Живой.

Ей пришлось прислониться к дверному косяку, чтобы не упасть. Перед глазами все поплыло. Казалось, вот-вот потеряет сознание. Передав сына тете Поле, Михаил вышел из-за стола, подошел и обнял ее. Света прижалась к худому плечу и тихо заплакала. Вот оно, счастье! Он вернулся, когда они потеряли всякую надежду, когда почти перестали вспоминать, через пять лет – вернулся!

Она оторвалась от его плеча, заглянула в лицо, и сердце заныло от жалости. Михаил изменился почти до неузнаваемости, постарел и похудел, будто иссох под злым солнцем. Две глубокие складки прорезали щеки, лоб в морщинах, и шрам – уродливый стягивающий кожу шрам на правом виске.

«Мишенька, где же ты был? Что они сделали с тобой?..» – мысленно причитала Света, вглядываясь в любимое лицо.

Михаил возвратился на место, она села напротив. Сердце пело – он вернулся! А холодный разум шептал настойчиво: «Не радуйся, он вернулся не к тебе». Ей пришлось призвать на помощь всю силу духа, чтобы суметь проговорить недрогнувшим голосом:

– Слава богу, ты вернулся. Будет хоть один мужчина в доме.

– А я? – взревел пьяненький папаша. – Я, по-твоему, не мужчина? И у нас еще двое растут. Мы – сила!

– Уймись, силач! – осадила его дочь. – Вы тут, смотрю, уже давно празднуете? Налейте и мне, а потом Миша все расскажет.

Михаил рассказал немного и говорил как-то странно, будто разучился по-русски. Голос его, прежде мелодичный, звучал глуховато.

Он не помнил, как попал в плен. Их рота занимала высоту над горной дорогой, по которой уже начали выводить наши войска. Афганские моджахеды появились внезапно, откуда не ждали, со стороны трассы. Бой на рассвете оказался недолгим и кровавым. Последнее, что видел Михаил, был взрыв – то ли граната, то ли «стингер»… Очнулся в яме, похожей на высохший колодец. Неизвестно, сколько времени он провел там на одной воде, да и той было мало. После его вытащили наверх и бросили в сарай к овцам. Днем выгоняли колоть и таскать камни, ночью запирали. Сперва он пытался считать дни, а потом сбился. Убежать невозможно, к затерявшемуся в горах аулу вела всего одна тропа, и она охранялась. Около двух месяцев назад аул посетили английские журналисты и пообещали Михаилу известить Красный Крест. От них же он узнал, что Советского Союза больше нет. Журналисты не обманули, представители Красного Креста вывезли его из плена на вертолете объединенных сил НАТО. В Англии он обратился в российское посольство.