Книга Белорусские коллаборационисты. Сотрудничество с оккупантами на территории Белоруссии. 1941-1945 - Олег Романько

Следующим выступающим был Островский, который проинформировал конгресс о достижениях БЦР за полгода ее работы. Главным образом в его отчете шла речь о социальном обеспечении населения, о белорусских школах и возрождении национальной культуры. Тем не менее наибольшим достижением БЦР (при всех минусах этого мероприятия) его президент назвал создание прообраза белорусской национальной армии – Белорусской краевой обороны (БКА). В заключение своего выступления Островский торжественно сложил с себя полномочия президента БЦР и передал дальнейшее рассмотрение своей судьбы в руки конгресса. Для чего он так поступил? Дело в том, что, как уже было сказано выше, Островского очень беспокоила его полная зависимость от немцев. На его взгляд, легитимность мог дать ему только белорусский народ. В данном случае в лице специально отобранных делегатов конгресса. Они его и не подвели. В целом конгресс решил, что БЦР и его президент вполне справились со своими обязанностями, и предложил переизбрать руководство этого органа на второй срок[210]. Забегая вперед, следует сказать, что такого, полностью подконтрольного немцам «народного волеизъявления», Островскому хватило даже после окончания войны.

После прений по отчету Островского были зачитаны поздравления участникам конгресса: от БКА, от Кенигсбергского отдела БНС, от солдат «службы порядка» Восточного фронта, от СБМ, от белорусских крестьян, рабочих и интеллигенции, от белорусского православного и католического духовенства. Однако первым по списку (и добавим, по значению) было поздравление генерального комиссара «Белоруссии» фон Готтберга. В своей телеграмме он, в частности, сказал: «Поздравляю 2-й Всебелорусский конгресс и верю, что белорусский народ решительно, вместе с немецким народом будет сражаться против большевистской опасности за освобождение Европы и что он отдаст для этой цели все свои силы. Тогда эта тяжелая борьба закончится победой, которая принесет счастливое будущее и белорусскому народу»[211].

После перерыва были заслушаны доклады некоторых участников конгресса. В результате на основе двух из них – Н. Шкеленка и Е. Калубовича – делегаты приняли общую резолюцию. Вот ее основные пункты:

1. Признать правильным и снова подтвердить историческое постановление Совета БНР, который, имея полномочия 1-го Всебелорусского конгресса 1917 года, на своем заседании 25 марта 1918 года торжественной 3-й Уставной грамотой постановил об окончательном разрыве Белоруссии с большевистской Москвой и российским государством во всех его формах.

2. Подтвердить, что белорусский народ никогда не признавал, не признает и теперь и никогда не признает в будущем формой своей белорусской государственности навязанные ему московскими захватчиками формы БССР.

3. Уведомить все правительства и народы мира, что голос Москвы и СССР в белорусских делах не имеет никакой правовой силы, а все созданные Москвой якобы белорусские правительства не имеют никакой правовой компетенции, так как не признаются белорусским народом. Поэтому все условия или односторонние постановления правительств СССР, бывшей Польши, современного так называемого эмигрантского правительства Польши, которые касаются территории Белоруссии и белорусского народа и которые были сделаны раньше или будут сделаны в будущем, 2-й Всебелорусский конгресс объявляет не имеющими никакой правовой силы. Как не будут иметь силы и всякие другие возможные попытки раздела Белоруссии со стороны других государств и народов.

4. Единственным полномочным представителем белорусского народа и его территории сегодня является БЦР во главе с президентом Р. Островским[212].

После своего торжественного оглашения резолюция была поставлена на голосование и единогласно принята. Этот документ был последним и единственным решением конгресса (если не считать поздравительной телеграммы Гитлеру, которой, собственно, это мероприятие и закончилось[213]). В тот же день, через час после принятия резолюции, конгресс был объявлен закрытым. А его делегаты стали срочно разъезжаться по домам. Наконец, через три дня, 30 июня 1944 года, БЦР, оставшиеся делегаты конгресса и другие белорусские коллаборационисты были вынуждены срочно эвакуироваться из Минска, так как Красная армия стояла уже на подступах к городу[214].

В исторической и мемуарной литературе до сих пор идут споры о том, как к коллаборационистским организациям относились обычные белорусы – те, ради блага которых, как каждый раз декларировалось, они создавались. Советские историки отвечали на него традиционно однозначно: народ ко всем затеям немцев и националистов относился отрицательно. Казалось бы, что западные историки должны были придерживаться противоположной точки зрения. Однако многие из них в принципе разделяют мнение советских историков. Так, несмотря на то что, например, БНС должна была отстаивать права белорусов и защищать их интересы, она, по словам американского историка А. Даллина, «не нашла поддержки у широких масс населения, так как последнее видело в нем обычных немецких прислужников»[215].

Но и среди авторов из числа белорусских националистов нет единого мнения. Как известно, после создания БЦР немецкая пропаганда объявила о новом «белорусском конституционном правительстве». Однако это было не так. По воспоминаниям представителя БЦР в Вилейском округе Я. Малецкого, «из содержания устава не следовало, что уже были признаны некоторые формы белорусской государственности, так как окончательная законодательная и исполнительная власть и далее оставалась в немецких руках»[216]. С ним соглашается К. Акула. Например, он пишет в своих воспоминаниях: «Мало кто из белорусов считал БЦР правительством. Таким он и не был. Скорее считали его представительством оккупантов. Это же относится и к так называемому 2-му Всебелорусскому конгрессу»[217].

С этими утверждениями нельзя не согласиться. В целом и БНС, и БРД, и БЦР были обычными коллаборационистскими организациями, так как являлись послушным орудием в руках немцев. Кубе мог сколько угодно (и вполне искренне) говорить о том, что Белоруссия является не оккупированной территорией, а «местом государственной жизни белорусского народа», который является «народом европейским» и т. д. и т. п. Однако зверства полицейского аппарата убеждали простого белоруса в обратном. Для населения все немцы были одинаковы, и оно не видело разницы между Кубе и фон Готтбергом, и уж тем более не понимало различия их концепций.