Книга Привет! Это я... - Нина Элизабет Грентведт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Между прочим, я написала стихотворение про леденцы и про всё такое:
Считает папа — вредно всё, что сладко.
Пусть вредно, всё равно я это ем!
Наш папа — друг здоровья и порядка,
И сладкой ваты он не ест СОВСЕМ!
«Ну как ты можешь свинничать так, Ода?!»
(Какие они скучные, отцы!)
А я борец за сладкую свободу,
За «вату», чупа-чупсы, леденцы!
Не понимаешь ничего ты, папка!
Ведь это кайф, что зубы склееНЫ!
Я так люблю хрустеть, сосать и чавкать,
И руки липкие для счастья мне нужны!
По-моему, стихотворение хорошо описывает «сладкие» чувства. (И папино к ним отношение.) А вот мама всё такое любит. Я много раз находила в машине, в пепельнице, обёртки от засахаренного миндаля. Это значит, что мама побывала в магазине и ела сладкое в будни, в середине недели! (Не очень-то справедливо! Ведь нам с Эрленд это удовольствие доступно только по субботам!)
Один раз, когда из Бергена приехал папа Хелле, он взял нас с собой в «Тиволи». Папа Хелле — это то, что надо. Он взял всех: меня, и Хелле, и Стиана, и Эрленд. Он классный! Любит карусели и сладкую вату. Но и он тоже не вполне… Он очень громко разговаривает, а когда смеётся, то так грохочет, хоть уши затыкай. И бранится часто, и никогда не знаешь, что он сейчас скажет (пока не скажет). А сказать он может такое… ну, всякое…
Так вот, папа Хелле пошёл с нами в «Тиволи», покружился вместе со всеми на каждой карусели и купил нам сладкую вату, и сам её ел, между прочим!
Кстати, папу Хелле зовут Басте. По-моему, странное имя. Из всех людей, кого я только знаю, у него у одного такое имечко. Но Хелле говорит, что это типично для тех, кто родом из Бергена. Басте родом из Бергена. Он и говорит по-бергенски — у него такое раскатистое «р» — «р-р-р!». Иногда мне кажется, что он сердится, но Хелле говорит, что нет. Просто у бергенцев такая речь. Звучит сердито, вроде как они нарываются. Хелле он называет «Хэллен», Стиана — «Стианэн», а нас с Эрленд зовёт «Кишочки»! Хелле однажды спросила, почему, и он ответил, что он нас не различает: мы одинаковые, как две кишки. Тогда Хелле сказала, что нас нельзя так называть, что мы с сестрой абсолютно разные! Мы отличаемся по возрасту, по росту, по волосам и так далее. Тогда Басте поправился и сказал, что он нас так зовёт потому, что всегда видит нас вместе — мы неразлучны, как тонкая и толстая кишки. (Должна заметить, что мы с Эрленд вовсе даже «разлучны». Не понимаю, откуда у него такое впечатление?)
Когда Басте говорит с Хелле по телефону и слышит, что я или Эрленд рядом, он спрашивает:
«Как поживают Кишочки? Кто там у тебя, Толстая кишка или Тонкая?» (Он так кричит, что мне слышно каждое слово.) И Хелле отвечает, что Тонкая. (Это я. Ведь я почти всегда у Хелле. Иногда приходит и Эрленд — если уж очень клянчит и просится к нам или если нужно за ней присмотреть.)
Но теперь больше такого не будет. Теперь на вопрос Басте, кто там у неё, Хелле каждый раз будет отвечать «Толстая»…
И когда он приедет в отпуск и поведёт всех в «Тиволи», с ним пойдут все, кроме меня.
Да нет же, не буду я думать про Хелле! Не хотела, но как-то незаметно само собой получилось… Может, мы так долго были вместе, что она проникла ко мне в мозг и заразила его собой? Или как?..
Прозвище «Толстая кишка» Эрленд очень подходит, потому что она часто портит воздух. Уж слишком часто.
Много лет назад, когда мы были ещё совсем малявками, мы придумали клуб под названием «Пукающий»: когда кто-нибудь был готов пукнуть, он должен был крикнуть: «У меня одно очко!», а потом садился на кровать или на диван — на что-нибудь мягкое, ну, где находился, — и пукал в то, что было под ним (запах очень хорошо впитывается в матрасы, подушки и диваны). Потом этот человек должен был нагнуться и понюхать это. Тот, у кого хватало мужества, нюхал также за кого-нибудь другого и получал за это бонус — дополнительное очко.
«Пукающий клуб» — это, конечно, ужасно глупо и по-детски. Даже не понимаю, как мы могли этим заниматься. А Эрленд считает, что Клуб по-прежнему существует.
Она не понимает, что осталась единственным членом Клуба. По нескольку раз в неделю она вдруг вопит: «У меня очко!»
Тогда лучше всего как можно скорее убежать в другую комнату.
Кстати, «Пукающий клуб» придумали мы все вчетвером: я, Хелле, Эрленд и Стиан… Ой, ну сколько можно? Неужели ВСЯ моя жизнь связана с Хелле? Я увеличиваю громкость плеера до предела. (Может быть, лучше вообще ни о чём не думать?) Закрываю глаза и концентрируюсь на песнях DumDum Boys.
Теперь мы едем достаточно медленно, в очереди среди других машин. Похоже, многие тоже куда-то едут на зимние каникулы. «Снег опускается на землю», — поёт группа в mp3-плеере. Действительно, за окнами на землю опускается снег. Деревья вдоль дороги стоят ослепительно белые — кажется, едешь внутри рождественской открытки. Меня почти не тошнит. И я не думаю про Хелле по крайней мере.
— Ода, ты не хотела бы вместе с нами навестить Дедушку? — спрашивает папа и смотрит на меня.
— НЕТ! — кричу я. — Мне некогда! Мне нужно к Хелле, я же сказала!
Я злюсь, потому что мама и папа всё время пристают, чтобы я навестила Дедушку в доме престарелых. В доме престарелых! Там полным-полно дряхлых и убогих стариков! И Дедушка, пока он ТАМ, — это не Дедушка. Я не хочу навещать его в этом доме.
Звоню Хелле, но она не берёт трубку. Когда проходит не меньше ста гудков, Хелле отвечает:
— Алло!
— Привет, это я, — говорю я.
— Кто?
