Книга Скелеты в шкафу истории - Анатолий Вассерман

Естественно, кодекс Драконта продержался недолго. Уже в 594-м году до нашей эры Солон отменил большинство его законов, сохранив смертную казнь лишь за убийство. Именно Солон – а не Драконт! – вошёл в классический перечень семерых греческих мудрецов, чьи изречения были записаны в Дельфийском храме Аполлона: от Солона там слова «Познай самого себя» (для справки – остальные изречения таковы: Биас – «Большинство людей дурные»; Хилон – «Будь предусмотрителен»; Клеовул – «Соблюдай во всём меру»; Периандр – «Всё обдумывай»; Питтак – «Замечай удобное время»; Фалес – «Поручительство приносит заботу»). От Драконта же осталось разве что расхожее выражение «драконовские законы».

Увы, человечество издревле освоило нехитрое искусство многократно наступать на одни и те же грабли. Бессмысленно жестокие законы издавались ещё много раз. Одна из эпох драконствования оставила в английском фольклоре поговорку: «Если тебя повесят за овцу – почему бы не украсть ещё и ягнёнка?» Впрочем, за кражу ягнёнка тогда тоже вешали.

Кстати о повешении. Под конец жизни, устав от непрестанной борьбы со всевозможными формами казнокрадства, Пётр I Алексеевич Романов решил издать указ простого содержания: кто украдёт достаточно для покупки верёвки – на этой верёвке и будет повешен. Генерал-прокурор (с 1722-го, когда сама эта должность недрёманого государева ока впервые возникла) граф Павел Иванович Ягужинский предупредил: в случае полного воплощения указа в жизнь император останется вовсе без подданных. Он, конечно, несколько преувеличил: скажем, среди крестьян мало кто располагал технической возможностью хищения государственного имущества. Но бывший денщик (Пётр многих своих ближайших сподвижников провёл через эту должность, где мог изучить их в мельчайших личных деталях) если даже не знал историю драконтова кодекса, то по крайней мере инстинктивно почувствовал неизбежное последствие избыточной свирепости. Вступи указ и впрямь в силу – выражение «не по чину берёшь» стало бы едва ли не самым расхожим: коли уж всё равно погибать – отчего бы не гульнуть предсмертно!

После Петра Великого имперское уголовное законодательство претерпело немало изменений. В основном – в сторону смягчения. И не только вследствие общего совершенствования нравов. Слишком уж очевидны новым законодателям последствия положения, кратко и красочно описанного рязанским, а впоследствии тверским, вице-губернатором Михаилом Евграфовичем Салтыковым (более известным как писатель Н. Щедрин): «Свирепость законов российских умягчается единственно необязательностью соблюдения оных».

Советская эпоха ознаменовалась жутчайшим всплеском жестокости (не только со стороны большевиков – их конкуренты вроде анархистов и оппоненты вроде конституционных демократов и монархистов свирепствовали не меньше: Гражданская война была начата вовсе не большевиками – желающих пострелять в ближнего своего ради приведения его к единомыслию хватает под всеми флагами во всех народах во все эпохи). 1937-й год у всех на слуху только потому, что под нож мясорубки впервые попали многие из тех, кто в предыдущие два десятилетия старательно её раскручивал. Основная масса жертв большевизма – в том числе и жертв его юридического инструмента – случилась не после, а задолго до прославленной даты. Общеуголовное же законодательство и практика его применения как раз с того года начали изрядно смягчаться. Скажем, печально знаменитый «закон о трёх колосках» почти вышел из употребления. Ибо провоцировал крестьянина, с голодухи подобравшего эти самые колоски на колхозном поле, заодно и в общий амбар залезть.

Смертная казнь ныне понемногу выводится из употребления. Не в последнюю очередь потому, что преступнику, чьи деяния под неё подпадают, терять уже нечего, и он готов убивать всякого, кто попытается его задержать, кто в принципе может на него донести, кто может его опознать…

Нынешняя замена смертной казни – пожизненное заключение – также не имеет промежуточных степеней. И хроника спецтюрем для исполнения этого наказания (вроде печально знаменитого «Белого лебедя» изобилует жуткими кадрами: преступника водят по коридорам в уродливо неудобных позах, в них же удерживают во время обыска, даже обед в дверное окошечко передают лишь после того, как обитатель камеры отойдёт в дальний угол и станет враскоряку лицом к стене… Всё это – не дань жестокости тюремщиков, а необходимый элемент техники безопасности: пожизненнику терять нечего, а потому надо физически исключить всякую возможность его нападения на окружающих.

Возможностью казнить и миловать располагает не только государство. Нынче во многих коммерческих структурах возрождается практика, весьма популярная в XIX веке: штрафы за нарушения (от опоздания на работу до ошибки при раскладывании товара). Мало кто из управленцев задумывается, почему столь естественная – да ещё и весьма выгодная – мера наказания вышла из массового употребления. В лучшем случае вспоминают слышанные в советские времена рассказы о росте могучего влияния рабочего движения по мере формирования авангарда трудящихся – коммунистической партии. Между тем всё куда проще. Когда штрафы снижают реальную зарплату до уровня, не соответствующего психологически приемлемой норме, любой начнёт работать спустя рукава: ведь дальнейшее падение не приведёт к качественным изменениям благосостояния. А то и уволится с отчаяния: не пропадать же с голоду – лучше хоть на пособие по безработице сесть.

Наказание должно быть соразмерно вине, да ещё и стимулировать возврат к законопослушанию. И законодателю, и менеджеру верно дозировать тяжело. Но необходимо. А то и бизнес захиреет, и государство развалится.

Часть 3. Политические скелеты

Нефть – кровь политики

[66]

Мир стоит на трёх китах – веществе, энергии, информации. Из вещества он слагается, энергией движется, информацией направляется.

О роли вещества в нашей жизни много и ярко говорят противники экспорта сырья и купли-продажи земли. Впрочем, о распродаже народного добра кричат чаще всего из страха, что добро это попадёт в руки, способные использовать его эффективнее.

Ведь высокая цена информирует: кто-то может извлечь из товара наибольшую пользу. Для себя и тем самым для общества, частью которого является. Так что свободное движение денег – основного в хозяйстве носителя информации – нацелено на повышение эффективности. И общества, пытающиеся этому движению помешать, живут если и долго, то тоскливо: яркий пример – СССР при коммунистах. Не зря говорят: «Деньги – кровь экономики».

Но даже зная, куда двигаться, надо иметь для этого движения энергию. Далеко не все её источники одинаково удобны. В нынешней технике легче всего использовать ископаемые энергоносители. А всем находящимся в земле желают распоряжаться те, кто взял на себя тяжкий, но такой приятный труд – командовать землёю и всеми нами, на ней живущими. Так что нефть – кровь политики.

И льют её не только скважины Самотлора и Абу-Даби. Но и тела, которыми прикрываются хозяева – или желающие стать хозяевами – этих скважин…