Книга Скелеты в шкафу истории - Анатолий Вассерман

Так, Соединённые Государства Америки перекрыли поставку своей нефти через Испанию в Германию только в 1944-м, когда сами готовились к высадке во Франции. Да и людской потенциал Германии оказался куда выше нашего. Ведь нам надо было не только воевать, но и работать – на полях и заводах. Немцы же могли заменить немалую часть своих рабочих завезенными из покорённых стран, да ещё и разместить там заказы на многие нужные им изделия. Благодаря всему этому доля мобилизуемых в немецком населении была куда выше, чем в советском. Кстати, практически весь мобилизационный потенциал Германии в конце концов исчерпался. Не от хорошей жизни к концу войны под ружьё забривали детей, инвалидов[143], стариков. Правда, немецкие исследователи утверждают, что в боях погибло от 2.8 до 4.2 миллионов. Но первого же взгляда на фольксштурм[144]достаточно, чтобы признать эти лукавые числа следствием откровенно нелепых манипуляций. В частности, данные о потерях германских вооружённых сил в 1945-м объявлены вовсе утерянными. А любой умерший более чем через трое суток после попадания в госпиталь считается у немцев не боевой, а гражданской потерей. С учётом подобных манипуляций суммарные немецкие боевые потери (с попавшими в плен в ходе боёв) оцениваются по меньшей мере в 6 миллионов. Да ещё около миллиона потеряли в боях с нами союзники Германии. Для сравнения: наши потери составили менее 8 миллионов в боях и ещё 4–5 миллионов пленными[145]. Таким образом, соотношение потерь, мягко говоря, далеко от расхожей формулы «своею кровью утопили, своими телами завалили».

Немцы хорошо представляли себе последствия затяжной войны – даже успешной для себя. Поэтому с самого начала рассчитывали только на окружение вражеских войск в приграничном сражении. По их предыдущему опыту этого хватало для капитуляции любого противника. Польское правительство, включая верховного главнокомандующего маршала Эдварда Томашевича Рыдза, в панике бежало из Варшавы в Брест, как только обозначились первые признаки проигрыша приграничных боёв (а когда немцы прошли половину пути до Варшавы, всё руководство перебежало в Румынию, и уже оттуда Рыдз приказал польским войскам не сопротивляться советским: этот приказ, как и все предыдущие, исполнен далеко не всеми). Французский верховный главнокомандующий Вейган (тот самый, кто помогал полякам в 1920-м) сообщил своему правительству о необходимости капитуляции уже на пятнадцатый день немецкого наступления. Советская же власть, по общезападным верованиям, была прямо враждебна своему народу – а посему должна исчезнуть при первых же признаках слабости. Тут уж долгосрочные манёвры с занятием экономически ключевых регионов кажутся вовсе ненужными.

Словом, немцы ударили там, где их не ждали. В полном соответствии с основами военного искусства: даже маловыгодный, но неожиданный манёвр куда эффективнее идеального, но ожидаемого. Отсюда и катастрофический провал Белорусского округа. А оттуда немцы ударили и во фланги. В ходе приграничного сражения им удалось окружить хотя и далеко не всю армию, но достаточно заметную её часть. Тактический немецкий расчёт в основном оправдался.

Правда, стратегический советский расчёт в конечном счёте также оправдался. В основном благодаря другому – тоже экономическому – шагу. Ещё в 1938-м – с начала третьего пятилетнего плана развития народного хозяйства – развернулось массовое строительство новых заводов в восточных районах СССР – Средней Азии, Сибири, Дальнем Востоке. Было совершенно ясно: ресурсов на достройку и запуск нескольких сот громадных предприятий в третьей пятилетке не хватит. Но это фактически не требовалось. Одновременно со строительством началась подготовка плана эвакуации. Его постоянно уточняли по мере возникновения новых заводов и площадок. Уже 1941.06.23 план эвакуации введен в действие. За несколько месяцев многие сотни заводов оказались сперва в поездах, затем на новых площадках. Там ещё не было стен: их возводили уже вокруг работающих станков. Но были мощные фундаменты, бетонные настилы и – главное! – коммуникации: от электропередач и теплоцентралей до железных дорог и аэродромов. Немцам достались разве что старые стены и пустые шахты. Наша промышленность, созданная неимоверными усилиями предвоенного десятилетия, уцелела и уже в начале 1942-го давала куда больше оружия и боеприпасов, чем перед войной. Мы завалили немцев не своими телами, а снарядами и бронёй.

Предвоенные ошибки – и в расчёте подвижности танковых соединений, и в определении направления главного удара – имели очень тяжкие последствия. Но не обесценили главного – стратегической правоты планов и готовности народа сплотиться вокруг власти, сознавая неизбежность её ошибок.

Но в главном-то он прав!

Этой фразой поклонники Резуна парируют любые указания на явные ошибки и несомненно сознательные подтасовки в трудах своего кумира. Как видно, он неправ именно в главном: утверждении о советских агрессивных планах. Покупка Советским Союзом у Германии двух воеводств с преобладающим польским населением – белостокского и львовского – безоговорочно доказывает: советская власть знала о предстоящем нападении Германии, готовилась его отражать, но никоим образом не намеревалась бить первой. То, что нам не удалось исполнить этот защитный план в полной мере – вовсе не повод обвинять наших руководителей ни в недальновидности, ни в коварстве.

История не окончена

Моя работа продолжается. Несомненно мне (и, надеюсь, читателю) ещё предстоит не раз использовать старинные события как удобный повод к рассуждениям о современности, как надёжный инструмент её исследования, как отчётливый указатель для выбора стратегии, для ориентирования в тактике.

С другой стороны, наши собственные деяния также становятся частью истории. Будущим поколениям предстоит разбираться в зигзагах нашего пути так же, как мы нынче разбираемся в зигзагах пути наших предков. Потому что мы сами живём в обстановке, сформированной поколениями предков, и в свою очередь участвуем в формировании обстановки, где будут действовать поколения потомков. Цепочка истории, цепочка жизни непрерывна – и, надеюсь, впредь не прервётся.

Каждая отдельная жизнь конечна. Поэтому смысл жизни в целом – в её продолжении, в том, чтобы при нас – а тем более после нас – она была лучше, чем до нас.

Надеюсь, прочитанные Вами заметки помогут Вашему творческому участию в достижении осмысленности нашей общей жизни.