Книга Призрак счастья - Наталья Рощина

Встреча с Литой, которой он боялся, которую каждый день отодвигал, перевернула все его. представления о женщине, сделавшей счастливой его отца. Вдыхая запах хвои, оглядывая изменившийся участок возле дома, он словно набирался сил и уверенности в том, что поступил абсолютно правильно. Он усмехнулся тому, что несколько раз тайком подъезжал сюда и однажды был замечен бдительным садовником. Почему он тогда трусливо сбежал? Понимал, что это станет известно Лите и приведет к ненужным хлопотам и поиску любопытного обладателя черного джипа. Конечно, его тянуло сюда магнитом. За долгое время жизни в Штатах Иван изменился. Он стал совсем другим, но права Лита: воспоминания детства незаметно притягивают тоску по местам, где ты рос.

Мартов прошелся еще немного, сошел с дороги на аккуратно подстриженный зеленый газон, увидел охотничий домик, блеск воды в озере и скамейку у берега. Нечасто, но все же ему удавалось провести здесь с отцом час-другой. Они просто бросали мелкие камешки в воду и говорили о самых разных вещах. Именно здесь Иван впервые рассказал о своих планах уехать из страны. Он только получил диплом и, окрыленный, полный идей и планов, решил воплощать их в жизнь далеко от этих мест. Все относились к нему, как к сыну великого Георгия Мартова. Иван уже неоднократно попадал в ситуации, когда его успехи связывались с именем отца. Мол, ты — никто, парнишка, благодари сверкающий ореол папы. Это никак не устраивало не лишенного амбиций и самолюбия юношу.

Он до сих пор не мог забыть удивленного, испепеляющего взгляда отца. Иван понял, что у того были совсем иные планы на его счет, но сдаваться не собирался. Он твердо решил, что найдет применение своим знаниям в Штатах. Там, кстати, уже работали и прекрасно устроились несколько его знакомых. Они даже успели перевезти свои, семьи. Еще ни один из уехавших не собирался обратно. Двое из работающих в Америке гарантировали Мартову работу и неплохой доход. К тому же Иван чувствовал тяжелый груз одиночества и непонимания. Ему нигде не было возможности расслабиться, раскрыть душу. Друзей становилось все меньше: они обзаводились семьями, детьми, уезжали в другие страны, города, и заканчивался беззаботный период студенческого братания. Дома постоянно напряженная, натянутая атмосфера. Родители уже не стеснялись выяснять отношения в присутствии сына и дочери. Вуали были резко сдернуты: постоянные словесные перепалки, откровенное неприятие друг друга, показушное благополучие на светских раутах — Ивану было противно находиться в таком доме. Ему было то жаль маму, то он начинал безумно злиться на нее за всепрощенчество. Периодами он пытался сделать так, чтобы отец больше обращал на него внимания, и все равно, какой ценой это достигалось: участившимися неудами по поведению или, напротив, каждодневными пятерками. После школы методов влиять на родителей у Ивана не осталось. Потом вдруг ему хотелось, чтобы отец вообще не возвращался с работы домой. Он и так частенько ночевал в загородном доме, как будто в огромной семикомнатной квартире ему было тесно и негде было уединиться от всех.

Вместе с Милой они заметили, что мама стала потихоньку курить. Она все так же следила за собой, пыталась выглядеть беззаботной, но внутреннее напряжение должно было куда-то выливаться. Сигареты вскоре стали легальными, а бокал вина или рюмка-другая коньяку — нормой. Дети были воспитаны так, что давать свои оценки происходящему могли только друг другу. Елена Васильевна частенько выслушивала обоих. В ее глазах появлялась тоска и жалость. Ей тоже было не безразлично, что на ее глазах происходит каждодневный спектакль, от которого устали все. Но она тоже не позволяла себе давать советы хозяевам. Какими прекрасными ни были отношения со Светланой Кирилловной и Георгием Ивановичем, она понимала, что вторжение в их личную жизнь для нее — запретная зона. Даже когда дети приходили возбужденные и расстроенные очередной родительской ссорой, она старалась больше слушать, а не комментировать. Иван с Милой были благодарны ей и за это. Потому что им казалось, отцу и матери совсем нет дела до того, что происходит в их душах. В них говорила обычная обида, разочарование оттого, что два близких, дорогих человека ведут себя так, что кричать хочется или отхлестать обоих по щекам.

Когда Иван сказал Миле, что оформляет документы для выезда за рубеж, она несколько дней с ним не разговаривала. Было непонятно, что возмутило ее больше: то, что она не первой узнала об этом, или вообще сам факт предполагаемого отъезда. Сестра его просто не замечала, проходила, глядя вперед, и не реагировала на его обращение. А когда первая реакция прошла, спросила:

— Ты тоже хочешь сбежать из этого дурдома?

— Что значит «тоже»? — пришло время Ивана удивляться.

— Я окончу институт и выйду замуж за иностранца. Я никому не говорила, но тебе скажу. Я встречаюсь с хорошим парнем, он югослав, и у него планы уехать отсюда. Уверена, что в ***нске он оставаться не думает, хотя ему предлагают аспирантуру. Мне все равно куда ехать, только бы не видеть, как мама превращается в живой труп, правда, неплохо экипированный. — Мила сжала кулаки, угрожая невидимому врагу. — Я заберу ее к себе рано или поздно, а он пусть живет работой, карьерой, в полном достатке! Ему ведь только это нужно. Люди для него — мусор. Он идет и аккуратненько метелочкой отгребает всех, кто суетится под ногами. Как у него еще дети появились? Мы с тобой — ошибка природы. У таких людей, как он, не должно быть детей!

— Мила, что ты такое несешь! — Иван оглянулся по сторонам: кажется, никто не слышал. — Послушай, им и без наших проблем тяжело. Давай не будем нагнетать обстановку. Мне еще с мамой нужно поговорить. Как представлю ее лицо…

— Нечего слюни распускать: маму жалко! У каждого в жизни свой путь. Может, у них хватит ума хотя бы не мешать нам идти своим.

— Ты уверена, что нашла верный?

— Конечно. По крайней мере, я не позволю вытирать о себя ноги! И в своей семье у меня никогда не будет такой напряженки. — Мила была очень решительно настроена. Иван тогда смотрел на нее, пытаясь понять, сколько в сказанном бравады, напускного. Ведь она ни разу не вмешалась ни в один родительский спор, а к отцу ластилась, как котенок.

— Мы с тобой пытаемся покинуть отчий дом совсем по разным причинам, сестренка, — после паузы сказал Иван. — Я хочу, чтобы меня воспринимали не как довесок к всемогущему отцу. Поэтому чем дальше отсюда я буду, тем легче выполняется моя задача. Ты же просто полна эмоций и обид. Это плохой груз для странствий, поверь мне.

— Можно подумать, со мной разговаривает семидесятилетний старик, а не брат с разницей чуть больше четырех лет. Откуда такие глубокие познания жизни? Ты ведь кроме своих учебников ничего вокруг не видишь. У тебя даже девушки постоянной нет. — Мила посмотрела на изменившееся от ее слов лицо брата и поспешила сгладить впечатление. — Не слушай меня. Я просто с трудом представляю, что не буду по утрам встречаться с тобой и не смогу в любой момент поговорить обо всем, что меня волнует. Это такие мелочи, на которые и внимания не обращаешь каждый день. Только лишившись их, понимаешь их ценность.

Иван вспоминал этот давний разговор с сестрой, не замечая, как быстро бежит время. Стало смеркаться, и Мартов потихоньку пошел обратно к машине. Он шел, борясь с искушением оглянуться на оставшийся позади дом. Иван был уверен, что по ту сторону стекол на него устремлены как минимум две пары глаз. Он не был готов отвечать им. Мартов сел в машину и поехал в сторону ворот. Они были открыты и, выехав за территорию усадьбы, Иван закрыл их, увидев, как снова зажглась красная точка на контрольном устройстве. Уезжать не хотелось, в гостиничном номере сейчас никого нет. Джон наверняка заночует у своей пассии, желая проверить еще одно, безусловно важное качество будущей супруги. Ивану стало совсем тоскливо. Он почувствовал себя лишним в этом городе, этой стране. Не нужно было ему принимать предложение Джона и приезжать сюда.