Книга Познать женщину - Амос Оз

— Значит, так, — произнес Акробат, как будто не слышал вопроса. — Обнаружилось, что госпожа знает твое настоящее имя. У тебя случайно нет этому объяснения?

— Что тут объяснять? Видимо, я ей сказал.

Патрон, который до сих пор почти не участвовал в разговоре, надел очки, поднял своим столом, как острый осколок стекла, прямоугольную карточку-записку и прочитал по-английски с легким французским акцентом:

— Скажите им, что есть у меня прекрасный подарок и я готова передать его при личной встрече с одним из их людей, Иоэлем, у которого трагические глаза.

— Как это прибыло?

— Любопытство, — заметил Акробат, — сгубило кошку.

Но Патрон решил иначе:

— Ты вправе знать, как это прибыло. Отчего же нет? Это сообщение она передала нам через представителя израильской строительной компании в Сингапуре. Толковый парень. Плеснер. Уроженец Чехии. Возможно, ты о нем слышал. Несколько лет он провел в Венесуэле.

— А как она представилась?

— Это как раз и есть самая неприглядная сторона истории, — скривился Акробат. — Потому ты сейчас и сидишь здесь. Она представилась Плеснеру как «друг Иоэля». Что ты думаешь по этому поводу?

— Видимо, я сказал ей. Не помню. И разумеется, я знаю, что это противоречит инструкции.

— Инструкции, — вскипел Акробат, — не для принцев. — Он с расстановкой покачал головой, то ли шипя, то ли цыкая сквозь ощеренные зубы, и в конце концов фыркнул злобно: — Я просто понять не могу!

Патрон обратился к Иоэлю:

— Сделай мне личное одолжение: съешь пирог, приготовленный Ципи, не оставляй на тарелке. Я вчера сражался как тигр, чтобы тебе оставили хоть немного. Разве она не влюблена в тебя вот уже двадцать лет? Не съешь — убьет всех нас. И к кофе ты не притронулся…

— Ладно, — буркнул Иоэль, — мне все ясно. Что в итоге?

— Минутку, — опять заговорил Акробат. — Прежде чем мы приступим к делу, есть у меня еще один небольшой вопрос. Если не возражаешь. Что еще кроме имени вырвалось, как говорится, у тебя там, в Бангкоке?

— Эй, — тихо предостерег Иоэль, — Осташинский! Не переборщи!

— Я переборщил, красавчик, только потому, что эта куколка знает: ты из Румынии. И любишь птиц. И даже то, что дочку твою зовут Нета. Так не лучше ли тебе набрать побольше воздуха, подумать секунду, а затем объяснить нам толково и внятно, кто именно тут переборщил и почему. И что еще эта госпожа знает про тебя и про нас.

Патрон произнес:

— Ребята, пожалуйста, ведите себя прилично. — И устремил свой взгляд на Иоэля, который молчал.

Иоэлю вспомнилось, как Патрон играл в шашки с Нетой. И вспомнив о дочери, он подумал: «Какой смысл в собирании нот и партитур, если не умеешь играть и нет ни желания, ни намерения научиться?» Перед мысленным взором возник плакат, висевший в ее прежней, перешедшей потом к Иоэлю комнате в Иерусалиме: симпатичный котенок прильнул во сне к огромной собаке, исполненной ответственности и похожей на пожилого банкира. Иоэль пожал плечами, не находя в позе спящего котенка ничего любопытного.

— Иоэль? — мягко окликнул Патрон.

Иоэль собрался с мыслями и поднял на Патрона усталые глаза:

— Меня в чем-то обвиняют?

Акробат провозгласил с нарочитой торжественностью:

— Иоэль Рабинович спрашивает, обвиняют ли его.

И тогда Патрон изрек:

— Осташинский, ты свое сделал. Можешь остаться с нами, но, прошу тебя: держись на заднем плане. — И обратившись к Иоэлю, продолжил: — Ну, все мы, как говорится, человеки и — в большей или меньшей степени — братья. К тому же довольно сообразительные. Как правило. Итак, ответ абсолютно отрицательный: не обвиняем. Не допрашиваем. Не докапываемся. Не суем нос. Фу! Самое большее, несколько удивлены, сожалеем, что подобное случилось именно с тобой, и не сомневаемся, что в дальнейшем… Ну и так далее… Короче, мы просим, чтобы ты сделал нам огромное одолжение… И если, упаси бог, откажешься… Но ведь ты не сможешь отказать в такой незначительной одноразовой, услуге…

Тут Иоэль поднял с кофейного столика тарелку с пирогом Ципи и начал исследовать ее вблизи. Увидел горы, и долины, и кратеры. И пока он раздумывал, вдруг предстала перед ним храмовая роща, там, в Бангкоке, три года тому назад. Соломенная сумка на каменной скамье, барьер между ним и ею. Карнизы из цветной мозаики, украшенные выгнутыми золотыми рогами. Огромные настенные панно, растянувшиеся на многие метры картины из жизни Будды, — странный контраст по-детски ярких цветов с исполненными меланхолического покоя фигурами. Чудовища, высеченные из камня и, кажется, меняющиеся прямо на глазах под слепящим светом субэкваториального солнца. Львы с туловищами дракона, драконы с тигриными головами, тигры со змеиными хвостами, какие-то твари, похожие на летающих медуз. Необузданное переплетение чудовищ-богов. Многорукие идолы с четырьмя одинаковыми лицами, ориентированными по сторонам света. Колонны, каждая из которых стоит на основании из шести слонов. Башни, возносящиеся к небу, словно пальцы жаждущих. Обезьяны и золото, слоновая кость и попугаи… И в одно мгновение осознал Иоэль, что на сей раз ему нельзя ошибиться, ибо он достаточно ошибался в прошлом, а за его ошибки расплатились другие. Ведь этот грузный, проницательный человек с мутными глазами, называемый иногда его «братом», да и тот второй, что в свое время предотвратил замышлявшееся бандой террористов убийство музыкантов Израильского симфонического оркестра, оба они его смертельные враги. И ни в коем случае не должен он поддаваться на сладкие речи, чтобы не угодить в хитроумную ловушку.

Ведь это по их вине потерял он Иврию, Нету, а теперь настал и его черед. Здесь все против него: эта комната, похожая на монашескую келью, и весь этот малоприметный дом, окруженный высоким каменным забором, притаившийся за густыми кипарисами, затерявшийся меж новыми, более высокими зданиями. Даже старинная копилка Еврейского национального фонда с островками приобретенных земель, и гигантский глобус производства фирмы «Ларусс-Галлимар», и единственный телефон, старый черный квадратный аппарат пятидесятых годов, сделанный, скорее всего, из бакелита, с диском, цифры которого пожелтели и стерлись. А за дверью еще ждет коридор, где стены наконец-то покрыли дешевыми пластмассовыми панелями «под дерево», проложив слой акустической изоляции. И даже кондиционер, дешевенький и шумный, в комнате Ципи. И даже ее не знающая устали влюбленность… Все здесь против него. Все наготове, чтобы заманить его в ловушку. Хитростью и сладкими речами. А возможно, и завуалированными угрозами. И если не проявит он осторожности, ничего ему не останется, либо ничего не останется от него. И пока это не произойдет, они не отступятся. Впрочем, это произойдет в любом случае, как бы он ни старался быть осторожным. «Подул ветерок — и нет его». — сказал Иоэль самому себе, и губы его шевельнулись.

— Прости?

— Ничего. Думаю.

Напротив него в таком же плетеном кресле сидел молча, подобрав свой похожий на барабан живот, стареющий парень, которого здесь называли Акробатом, хотя его облик вовсе не вызывал в воображении цирка или Олимпийских игр. Скорее походил он на ветерана Социалистической рабочей партии, из бывших первопроходцев, осваивавших новые земли либо прокладывавших дороги, который с течением лет стал руководителем среднего ранга в торговле или промышленности.