Книга Уготован покой... - Амос Оз

И Хава, мать Ионатана издали приветственно помахала им рукой. А Шимон-маленький, тот, что работал на животноводческой ферме, присоединился к ним с чашкой в руке и спросил Ионатана не согласится ли тот одолжить ему на денек-другой своего нового друга, чтобы и у них на ферме он тоже показал образцы чудес.

Ионатан закурил американскую сигарету. Угостил Азарию.

Когда они выходили из столовой, Римона, почти неощутимо коснувшись его локтя, пригласила Азарию приходить к ним и в другие вечера — поговорить, помузицировать, поиграть в шахматы.

Затем они расстались и разошлись в разные стороны.

По пути в свой барак Азария думал о картине, что висела в комнате Римоны и Ионатана: кирпичный забор, на нем — коричневая птица, изнывающая от жажды, тень и туман, клинок солнечного света, разрезающий полотно по диагонали, зияющая рана в одном из нижних кирпичей в углу картины… Я приглашен прийти снова, поиграть на гитаре, поговорить, сразиться в шахматы. Ей придется приложить немало усилий, чтобы помириться со мной, чтобы добиться моего прощения… У нее родилась девочка и умерла, и теперь у нее ничего не осталось…

Перед тем как навестить Анат и Уди, чтобы просмотреть с ним накладные, Ионатан сказал Римоне: «Он тот еще болтун, врун, трепач, хвастун и подлиза, но гляди-ка, несмотря на все это, вызывает какую-то симпатию… Я сейчас иду к Уди — поговорить об отправке фруктов. Вернусь не поздно».

Густая ночь поглотила все. Дождь не шел, но воздух был холоден, насыщен влагой, и ветер не унимался.

Это просто смешно, сказала про себя Римона и улыбнулась в темноте.

В последующие дни Азария Гитлин ремонтировал сельскохозяйственную технику — и ту, что была необходима сию минуту, и ту, что давно простаивала. Энергия его не знала границ. Он смазывал, скреплял, чинил, разбирал, вновь собирал, менял севшие батареи, подтягивал резиновые ремни, начищал все до блеска. За эти старания Римона в его ночных сновидениях поцеловала его в подбородок.

С таким же энтузиазмом он принялся наводить порядок под навесом, где в полном запустении стояли сельхозмашины. Расположил рабочие инструменты так, чтобы ими удобно было пользоваться: укрепил широкий деревянный стенд, и на нем разместил в соответствии с их размером все отвертки, гаечные ключи, плоскогубцы. На каждый ящик, на каждую тумбочку наклеил табличку. С помощью сильно действующих моющих средств отдраил замызганный бетонный пол. Убедил Ионатана Лифшица взобраться наверх, чтобы снять птичьи гнезда и смести паутину между балками под крышей. Рассортировал все имеющиеся запчасти и детали. И, наконец, пришло ему в голову вырезать из журнала большой портрет министра социального обеспечения и повесить его на одной из стен гаража. С тех пор добродушное круглое лицо министра, доктора Бурга, было обращено к Ионатану и Азарии и его довольный, сытый взгляд каждое утро следил за ними.

По утрам Азария обычно приходил пораньше и стоял, дожидаясь Ионатана, у которого были ключи от гаража. Азария носил теперь новую темно-синюю рабочую одежду, которая была ему немного велика. Когда появлялся Ионатан, сонный, недовольный, с то и дело слезящимися от аллергии глазами, Азария старался его развеселить, поднять ему настроение, рассказывая истории из жизни шахматных гениев прошлых поколений — Алехина и Капабланки, гигантов, «рядом с которыми Михаил Ботвинник и Тигран Петросян, как говорится, всего лишь букашки, на которых жалко тратить слова». Все эти сведения были почерпнуты Азарией из журналов, полученных им от Ионатана и прочитанных от корки до корки, — он читал их по ночам, лежа на своей койке.

Однажды вечером Азария нанес визит Иолеку и Хаве. С восьми вечера и до полуночи засыпал он их своими идеями о «великой периодичности в истории еврейского народа: разрушение, спасение и снова разрушение». Относительно каждого из этапов у него была своя оригинальная теория, но он счел необходимым цитировать старые статьи Иолека Лифшица, которые отыскал в подшивке партийных журналов, обнаруженной им в клубе. Затронул Азария Гитлин также проблему творческой личности в рамках кибуцного общества и с воодушевлением развил перед хозяевами дома свою личную концепцию. Он проявил весьма скудные познания и незаурядную страстность, но тем не менее время от времени ему удавалось выдать свежую, прямо-таки поразительную формулировку.

После того как он ушел, Иолек сказал Хаве:

— Послушай-ка, Хава, у меня наметанный глаз, я очень редко ошибаюсь и вот говорю тебе со всей определенностью: и этом парне есть искра. Окажись рядом с ним разумная девушка, возможно, и вышел бы из него толк.

А Хава ответила:

— Все это очень странно и грустно. По-моему, он плохо кончит. Ты со своими открытиями…

Азария лишился двух последних пачек американских сигарет — он захватил их с собой, чтобы подарить друзьям, с которыми познакомился в кибуце.

Он объявился в комнате Эйтана Р. — рядом с плавательным бассейном, первая дверь, — представился заново и познакомился с двумя девушками, жившими у Эйтана с самого начала зимы. Азария завел разговор о цитрусовых, утверждал, что грейпфруты, по сути, не более чем продукт скрещивания апельсина и лимона, предложил пари, пригласив девушек в свидетели и попросив их вынести свой приговор, а услышав их мнение, сдался без всяких предварительных условий и выложил на стол две пачки американских сигарет. Перед уходом пообещал, что в следующий раз захватит с собой соответствующий том Британской энциклопедии и докажет безоговорочно, что и в самом деле есть в семействе цитрусовых вид, выведенный путем такого скрещивания, правда, возможно, это не грейпфрут, а клементин, такой гибридный мандарин. Оттуда Азария отправился в гости к Срулику-музыканту. Минут десять играл на его гитаре. Лихорадочно возбужденный, без конца хихикающий, часто моргающий, походил он на котенка, выпрашивающего ласку. И все же его приняли с испытательным сроком в музыкальный квинтет кибуца.

Когда дождь ненадолго затих, Азария двинулся на поиски и нашел общежитие, в котором обитали девушки, занимавшиеся в учебном заведении при кибуце. Он представился музыкантом и механиком, на которого возложена миссия предотвратить катастрофический развал гаража, а также личным другом секретаря кибуца, его сына Ионатана и товарища Эйтана Р. Девушки сгрудились вокруг него и потребовали, чтобы он наглядно продемонстрировал свои способности, вернув жизнь испортившемуся радиоприемнику. Азария благосклонно согласился, потребовал абсолютной тишины, прочел краткую лекцию о науке, которая называется телекинетика, о ее тайнах, о том, что сила человеческого желания создает проникающее излучение, с помощью которого можно подчинить своей воле неподвижные предметы. И постепенно иронические улыбки девушек сменились явным изумлением. Тут Азария внезапно разразился странным смехом и признался, что дурачил их и, разумеется, не может исправить приемник одной лишь силой своей воли — такое может случиться разве что в полнолуние. Вместо этого он попросил и немедленно получил колоду карт и поразил всех присутствующих несколькими фокусами, основанными на запоминании математических комбинаций. Он засиделся у девушек до поздней ночи, его угостили кофе, а он без остановки разглагольствовал о боге философии Спинозе, вызывая и любопытство, и легкую насмешку, и что-то вроде преклонения, которое охотно принимал и о котором, сильно все преувеличивая, рассказывал на следующее утро в гараже Ионатану Лифшицу, описывая свои вечерние похождения.