Книга Пираты южных морей - Говард Пайл

Том Чист стоял, устремив взор прямо на взволнованный лик старого священника, но глаза его, несмотря на яркий солнечный свет, словно заволокло туманом. А вдруг они и вправду сейчас отыщут сокровища? Мальчик почувствовал, как солнце жжет его плечи, и услышал пронзительный, настойчивый и режущий слух крик крачки с раздвоенным хвостом да заостренными белыми крыльями, кружившей как раз над их головами, но все так и стоял, уставившись в лицо старого добряка.

Первым нарушил молчание пастор Джонс:

— Но что же означают все эти цифры? — И Том увидел, как лист бумаги в его руке трясется, ибо доброго джентльмена била дрожь возбуждения. Он поднял бумагу к глазам и снова принялся читать: — «Метка 40, 72, 91…»

— «Метка»? — почти сорвался на крик Том. — Так это наверняка вот этот кол, он и есть метка! — И мальчик указал на обструганную дубовую ветку с красной верхушкой, поблескивавшей на фоне песка.

— А сорок, семьдесят два и девяносто один, — в тон ему прокричал священник, — хм, да это ведь наверняка количество шагов, которые отсчитывал пират, когда ты его слышал!

— Да, именно так! Точно, ничего другого и быть не может! Ох, пойдемте же, сэр… Пойдемте, сэр, давайте скорей отыщем этот сундук!

— Стой, стой! — возразил старик, схватив его за руку, и Том снова заметил, как тот дрожит. Голос его был вполне тверд, хотя и звучал очень хрипло, но вот рука тряслась, словно в лихорадке. — Стой! Прежде всего мы должны точно следовать этим измерениям. И какое все-таки чудо, — прохрипел священник, помолчав немного, — что эта бумага оказалась здесь.

— Может, ее принесло сюда бурей? — предположил Том Чист.

— Может быть, может быть, — промолвил пастор Джонс. — Вполне вероятно, что после того как негодяи закопали сундук и убили несчастного негра, им пришлось пробиваться через такую бурю, что она вырвала эту бумагу из кармана главаря и унесла ее прочь, а он даже и не заметил.

— Но давайте же найдем сундук! — вскричал Том Чист, вне себя от возбуждения.

— Да, да, — отозвался добряк, — только подожди немного, мой мальчик, пока мы точно не определимся, что делать. Я прихватил карманный компас, но нам нужно каким-то образом отмерять метры, когда мы найдем тот кол. Сбегай-ка к дому Тома Брука и принеси мерную планку, при помощи которой он строил новый коровник. А я тем временем, вооружившись компасом, отмерю шаги, которые здесь записаны.

6

Том потратил около часа, хотя почти всю дорогу туда и обратно летел, словно на крыльях ветра. Когда же, задыхаясь, он наконец вернулся, священника нигде не было видно, но Том увидел отпечатки его следов, уводящие от берега, и пошел, руководствуясь этими отметками, по глади песка, поднимаясь на холмы да спускаясь в ложбины, и вскоре обнаружил доброго джентльмена на месте, которое узнал с первого же взгляда.

Это была та самая площадка, где пираты забили первый кол и где потом на глазах у Тома они убили беднягу-негра. Он огляделся вокруг, ожидая увидеть какие-либо свидетельства разыгравшейся здесь накануне трагедии, но кругом был лишь гладкий, словно пол, непотревоженный песок, за исключением участка в центре, где над чем-то склонился пастор Джонс, вытоптавший все вокруг.

И тут Том понял, что священник разгреб песок и обнаружил первый кол!

За следующие полчаса они отыскали второй и третий колья, а потом Том снял жакет и как безумный принялся копать песок, а пастор Джонс стоял рядом и смотрел. Солнце уже весьма ощутимо склонилось к западу, когда лопата Тома ударилась обо что-то твердое.

Даже если бы он наткнулся на собственное сердце, едва ли грудь его затрепетала бы сильнее. Ибо то был сундук с сокровищами!

Священник, невзирая на почтенный возраст, спрыгнул в яму и начал остервенело отбрасывать руками песок. Наконец с некоторым трудом друзья вытащили облепленный песком сундук наверх.

Он был предусмотрительно заперт на висячий замок, и потребовалось нанести немало ударов лопатой, чтобы сбить петли. Пастор Джонс своими руками откинул крышку.

Том Чист нетерпеливо склонился над раскрытым сундуком. Он не удивился бы, если бы тот был забит золотыми монетами да драгоценными камнями. Однако сундук оказался заполнен наполовину тетрадями в толстых переплетах и бумагами и наполовину — парусиновыми мешочками, надежно обвязанными крест-накрест бечевкой.

Священник взял один из таких мешочков, и тот зазвенел у него в руках: он был полон денег.

Пастор перерезал веревку и дрожащими руками протянул мешочек Тому, и тот, объятый исступленным восторгом, с кружащейся от радости головой и затуманенным взором, обрушил из него, прямо на разложенный на песке жакет, сущий ливень сверкающих серебряных монет, которые со звоном и бряцанием образовали на грубой ткани блестящую кучку.

Старый джентльмен воздел руки к небу, а Том созерцал монеты и гадал, происходит ли все это на самом деле и уж не грезит ли он. Зрелище действительно было совершенно невероятное.

Всего в сундуке оказалось двадцать два таких мешочка: в десяти из них были серебряные монеты, в восьми — золотые; еще в трех был золотой песок, а последний, немного поменьше остальных, содержал драгоценные камни, обернутые в хлопок и бумагу.

— Этого достаточно, — вскричал священник, — чтобы сделать нас обоих богатыми на всю оставшуюся жизнь!

Лучи жгучего летнего солнца, хоть и клонившегося к закату, нещадно палили их, но друзья наши этого даже не замечали. И не ощущали они ни голода, ни жажды, ни усталости — лишь сидели, словно загипнотизированные, в окружении разбросанных по песку мешочков из-под денег, с огромной кучей монет на жакете перед ними да распахнутым сундуком позади. Солнце уже вовсю клонилось к горизонту, когда пастор Джонс наконец принялся изучать бумаги, хранившиеся в сундуке.

Две из трех тетрадей в толстом переплете, несомненно, представляли собой вахтенный журнал пиратского корабля, все это время стоявшего в устье Делавэрского залива. Записи же в третьей были сделаны на испанском языке, и, судя по всему, то был журнал какого-то захваченного ими судна.

Друзья сидели на песке, и добрый старик читал своим высоким надтреснутым голосом записи о кровожадных деяниях пиратов, из которых они и узнали, кто же стоял на якоре за мысом. А оказался это не кто иной, как прославленный капитан Кидд. Время от времени его преподобие прерывал чтение и восклицал: «Ах, проклятые негодяи!» или «Какие же отъявленные мерзавцы!» — а затем снова продолжал зачитывать тот или иной отрывок.

А Том Чист сидел да слушал, то и дело украдкой прикасаясь к куче денег, усыпавших жакет.

Можно лишь гадать, зачем капитан Кидд вел эти кровавые заметки. Возможно, потому, что они уличали в преступлениях весьма многих знатных людей из колонии Нью-Йорк: располагая подобными свидетельствами, пирата уже невозможно было привлечь к суду без того, чтобы не засадить вместе с ним на скамью подсудимых с десяток, если не больше, весьма уважаемых джентльменов. Оставь прославленный пират их у себя, и они, без всяких сомнений, послужили бы мощным оружием защиты, дабы оградить его от виселицы. И действительно, когда капитана Кидда в конце концов осудили и повесили, то отнюдь не по обвинению в пиратстве, а лишь за то, что он ударил черпаком по голове не подчинившегося ему моряка, да и ненароком убил его. Преследовать же Кидда за пиратство власти не осмелились. Но, как бы ни было сформулировано официально предъявленное ему обвинение, на самом деле этого человека повесили именно потому, что он был пиратом, и нам известно, что разделаться с ним помогли эти самые вахтенные журналы, которые Том Чист впоследствии привез в Нью-Йорк.