Книга Точка падения - Юрий Бурносов

Мертвые сталкеры валялись в таких позах, что не оставалось сомнений — все они навернулись на дно оврага с высоты. С высоты труб, на которых мы сейчас стояли. Живыми они падали или же нет, не понять, ну да оно и не столь важно… Причем братва не просто навернулась, а попала при этом в хорошенькую переделку — одежда была практически целой, разве что степень обветшалости от лежания на свежем воздухе разная. А вот на костях ничего не осталось. Такие чистенькие скелеты, наряженные в сталкерское обмундирование.

Мы стояли, замерев, и осознавали, какие мы идиоты, до тех пор, пока шедший последним Аспирин не выматерился, не нашел в кармане гайку и не бросил назад. И точно — обратная дорога была нам заказана. Гайка отскочила от воздуха, словно от стеклянной стенки. Нас словно пропустили на трубы и закрыли ворота.

Впереди была такая же фигня, в чем мы убедились, когда Пауль бросил еще одну гайку. И здесь закрылось. Гайки, которые бросил Пауль раньше, остались по ту сторону «стены». Нам на все про все отпущен был отрезок труб длиной метров шесть.

Вариантов никаких не было. В принципе, даже если бы мы поперлись по дну оврага, не гарантировано, что эта дрянь не поймала бы нас там… Понятно же, что не все сталкеры такие тупые, чтоб как в том анекдоте: «Летит стая воробьев, впереди — скала. Бум, бум, бум, бум, бум…». Нет, наверняка кто-то пытался и по дну пролезть. И лежит там. А кто-то, может, просидел здесь черт знает сколько, да и сам сбросился, чтоб не подохнуть от голода и жажды между двумя страшными аномалиями… Хотя вряд ли. Сталкеры не из таких. Спрыгнул, может, чтобы попробовать пройти по дну — вдруг там не перекрыто?

А может, эта хрень ночью движется? Сойдутся на нас с двух сторон… Тьфу ты, жуть какая в башку лезет… И, похоже, не мне одному — лица были унылые, Соболь корябал что-то на листочке, я заглянул через плечо — во дела, он сам с собой в крестики-нолики рубился. Профессор потянул меня за рукав.

— Оно… Оно может исчезнуть? — спросил он дрожащим голосом.

— Я не знаю, что это такое, — ответил я. — Пока нам остается только сидеть и ждать.

Мы и сидели. Сидели на трубах уже часа четыре, изредка меняя положение — задница болела, теплоизоляция — это все ж не поролон. Аспирин пару раз предлагал пожрать: раз уж мы все равно пропадаем, зачем и жратве пропадать? Но никто не захотел, да и сам Аспирин спрашивал скорее для проформы. А вот флягу с горючим мы передали по кругу несколько раз, пока она не опустела. Теперь я волновался, как бы кто не свалился, хотя не один ли хрен, каким именно образом сдохнуть. Пауль сидел спиной к нам, как шел первым, так и сел, и тупо кидал гайки в аномалию. Я даже говорить ничего не стал — на кой нам эти гайки теперь, недолго нам осталось. Даже тоже спиной к нему повернулся демонстративно — мол, дело твое, каждый развлекается как хочет…

Профессор выглядел совершенно убитым. Еще бы: драгоценный приборчик сработал как надо, в клетке сидели вожделенные бюреры (они тоже утихли, видать, поняли, что дело плохо и нас лучше не злить), и на финишном, можно сказать, этапе угодить в такую задницу! Я его понимал, но не жалел. Зона есть Зона. Влез — отвечай за такую смелость.

Передо мной вовсе не проносилась вся моя жизнь, как о том пишут в книгах. Я почему-то вспоминал, кто мне сколько должен и кому сколько должен я, горевал, что маме так и не написал, хотя собирался… И тут Пауль вдруг радостно завопил:

— Есть! Ура, есть! Мы в шоколаде, парни!

Мы повернули к Паулю все те же унылые лица. Вяло поинтересовались: — Чё?

— Она пропадает!

— В смысле?!

— Она пропадает на несколько секунд через равные промежутки времени!

Мы недоверчиво уставились на Пауля, который пытался нам втолковать, что количество трупов внизу не обязательно увеличится за наш счет…

— Гайки еще остались? — спросил я.

— Есть чуток.

— Так. Кидай, раз ты уже прикинул малость промежутки, а я буду фиксировать время.

Пауль снова принялся кидать, я засекал по часам. Получалось, что через каждые одиннадцать минут с мелочью преграда пропадала на семь-восемь секунд. На определение размеров окна ушли почти все наличные болты и гайки, но в итоге вышло, что но трубе можно пройти свободно. Не хотелось думать, что случится, если окно закроется в тот момент, когда кто-то будет через него проходить.

— Кто первый? — поинтересовался Соболь, когда мы окончательно все рассчитали и пошла очередная одиннадцатиминутка.

— Кинем жребий? — предложил я.

— Хрен с ним, пусть идет вон прохвессор, — сказал Аспирин. Петраков-Доброголовин встрепенулся.

— Вы… Вы проверить на мне хотите, да?!

— Ты чё, чува-ак?! — обиделся Аспирин. — Какой, на хрен, проверить?! Вот же гад, а. Я его, значит, вперед пропускаю…

— А не надо меня пропускать! Не надо! — взвился профессор. — Сами идите! Гайка — это гайка, а человек — это человек! Эти вон, — он ткнул пальцем в овраг, — они что, дураки? Они тоже, наверно, тут сидели и кидали!

— Я не понял, ты чё, не идешь, короче? — спросил Аспирин. — Ну ладно. Вы не против, чуваки?

— Давай, брат, — сказал Соболь.

Аспирин поправил амуницию и бодро пошел к преграде. Он остановился в полуметре от места, где она начиналась, и крикнул, не оборачиваясь:

— Командуйте, когда идти!

Я смотрел на часы. Черт, а если я ошибся? А если всё-таки не через равные промежутки? И в самом деле, неужели это одни мы такие умные, а перед нами никто не догадался простучать стенку?

— Марш! — заорал я, когда стрелка подбежала к нужной циферке. Аспирин качнулся вперед и… спокойно прошел дальше. Он сделал несколько шагов, поскользнулся на трубе, едва не навернулся вниз, но удержался и радостно завопил:

— Ура! Сработало!

— Давай на тот край и сиди там тихо! — крикнул я в ответ.

Пошла вторая одиннадцатиминутка. Проскакивать по двое мы не решились, стало быть, сидеть тут на трубах — особенно последнему — придется еще довольно долго. Аспирин тем временем уже освоился на той стороне оврага, выбрал место посуше и что-то жрал из пакетика, иногда делая нам подбадривающие знаки.

Вторым пошел Соболь. Он прошел через открывшуюся дыру спокойно, так же спокойно прошел до конца, сел рядом с Аспирином и закурил.

— Давай-ка теперь ты с грузом, — сказал я Паулю, когда стала приближаться очередная менопауза. Тот поднял клетку с похрюкивающими бюрерами, подошел поближе.

— Нормал?! — спросил он.

— Еще чуток давай, сантиметров двадцать.

Пауль мелкими шажками продвинулся.

— О'кей. Та-ак… Марш!!!

И тут случилось непредвиденное. Развязавшийся шнурок с Паулева ботинка зацепился за кусок проволоки, торчавший из утеплителя, и Пауль застрял. Он дрыгал ногой, не понимая, видимо, что его держит, а с обеих сторон на него орали вразнобой: