Книга Список женихов - Виктория Александер

Она не договорила и покраснела, стыдясь, что обманывает брата и что Джиллиан узнала об этом.

— Тогда нам нужны только холсты. — Джиллиан подхватила Эмму под руку и повела к выходу. — Это будет просто замечательно! До сих пор под моей крышей не жил ни один художник, и мне не довелось наблюдать, каковы секреты этого ремесла.

Эмма оглянулась на картины на стене.

— Как жаль, что никто не предложил кров этой женщине!

— Да, жаль… — Джиллиан вдруг остановилась и посмотрела на Эмму. — Что вы сказали?

— Да ничего особенного. — Эмма вновь покраснела от смущения. — Я пожалела, что никто не предложил ей кров.

— Предложить ей крышу над головой, — медленно произнесла Джиллиан. — Если уж не ей, то другим, таким, как она.

— Другим?

— Женщинам. Художницам. — Кусочки головоломки подошли один к другому, составив четкое изображение. — Вот оно, Эмма! То, что я смогу сделать, если получу наследство.

— Какое наследство?

— Подробности сейчас не важны. — Джиллиан отмахнулась от вопроса Эммы. — Достаточно сказать, что это наследство позволит мне исполнить мой долг. С деньгами я смогу устроить убежище для художников, вернее, художниц, так что им не придется тревожиться о таких обыкновенных, но необходимых вещах, как жилье и стол. Я могу приобрести дом или, пожалуй, лучше особняк. В городе или в деревне. Может быть, имение…

— Или замок? — с веселой иронией спросила Эмма.

— Или замок, — со смехом заявила Джиллиан. — Это прекрасно, просто прекрасно! И вы станете моей первой подопечной, — Благодарю вас, миледи. — Эмма сделала реверанс, увлеченная энтузиазмом Джиллиан. — Я сочту это за честь.

Джиллиан тоже сделала реверанс и ответила:

— Это честь для меня.

Обе расхохотались, а Джиллиан подумала, как славно будет заполучить себе в дом художницу. Или сестру.

— Идея замечательная, — уже серьезно сказала Эмма. — Я вижу лишь одно препятствие к осуществлению вашего плана.

Джиллиан широко раскинула руки, голос у нее был такой же восторженный, как и настроение.

— Нет таких препятствий и таких трудностей, какие мы не могли бы преодолеть. Что же это за препятствие?

— Ричард.

Глава 9

— Entrez[8].

Джиллиан толчком открыла дверь, выходящую на лестничную площадку, и внезапно ощутила, что дрожит. Наверное, не слишком разумно с ее стороны являться в студию Туссена в такой поздний час. Но она не настолько безрассудна, чтобы прийти одной. Уилкинс ждал внизу у лестницы и все еще бормотал мрачные предостережения насчет того, что может случиться с леди, которые посещают подобные места после наступления темноты.

На самом деле то была не столь уж опасная часть города, просто главным образом деловая, а не жилая. И вовсе не в интересах Туссена допустить, чтобы с ней что-то случилось.

И все-таки было спокойнее знать, что Уилкинс здесь и придет на помощь по первому зову. Вопрос только в том, сможет ли он ее оказать.

Джиллиан поплотнее закуталась в плащ и вошла в студию. В воздухе ощущался резкий запах скипидара. В комнате было, пожалуй, даже темнее, чем на лестнице, — только несколько свечей у дальней стены освещали кресло. За высокими окнами, из которых почти целиком состояла противоположная стена, на темном небе сияли звезды. Все остальное пространство студии тонуло в тени, но у Джиллиан сложилось впечатление, что пространство это немалое и почти пустое. Видимо, художник занимал целиком самый верхний этаж большого торгового здания.

— Туссен? — помедлив, спросила Джиллиан, понимая, что с мерами предосторожности она явно запоздала.

— Ну разумеется, мадам. Я рад, что вы предпочли не разочаровывать меня. Я боялся, что вы не придете, — донесся до нее через всю комнату голос Туссена.

Джиллиан разглядела в темноте фигуру мужчины, однако черты его лица оставались неясными.

— Вы должны признать, что это странно — позировать так поздно вечером. — Джиллиан закрыла за собой дверь, но притворила ее неплотно и сделала несколько шагов. — Никогда не слышала ни о чем подобном.

— Ах, но я должен использовать дневной свет для работ, которые мне приходится продавать. Этот портрет… как бы это сказать… я пишу ради творческой радости и красоты объекта, а не ради какой бы то ни было практической цели.

То ли потому, что она позировала ему тайно, то ли нервы у Джиллиан были чересчур напряжены, однако сегодня акцент Туссена показался ей более сильным, чем тот, какой она помнила.

— Быть может, вам было бы удобней… Est-ce que vous preferiez parler fransais?[9]— спросила она.

— Что?

Он не понял?

— Je m'excuse[10], — поспешил извиниться он. — Но я не совсем понял ваш вопрос. Тысяча извинений, мадам, но ваше произношение…

— Мое произношение безупречно, — холодно возразила Джиллиан.

— Для слуха англичанина — вероятно, однако для настоящего француза…

В голосе у него прозвучала снисходительная нотка.

— Так вы не хотите беседовать по-французски?

— Простите еще раз, но язык, на котором я говорю, не тот, который исходит из ваших уст, таких очаровательных.

— Очень хорошо, — произнесла Джиллиан несколько резче, чем ей хотелось бы. Она гордилась своими способностями к языкам, и то, что этот человек не оценил по достоинству ее французский, задело ее в достаточно сильной степени. — Я не хотела обидеть вас.

— Боюсь, что это я обидел вас, — с легкой усмешкой в голосе возразил он. — У меня не было такого намерения. Видимо, ваша необычайная доброта так поразила мои чувства, что превратила в неблагодарного идиота.

— Чепуха, — сказала Джиллиан, смягчившись. — В конце концов, это ваш родной язык, и вы говорите на нем, несомненно, лучше, чем я. Ну а что же дальше?

— Вы надели тот костюм, какой я просил?

Джиллиан кивнула и, сняв плащ, бросила его на видавший виды стул. Возможно, ее греческий наряд показался бы кому-то странным, но ей нравилась мысль быть изображенной именно в нем.

— Отлично. Теперь будьте добры занять ваше место.

— Как я полагаю, в кресле.

К нему она и направилась, убедившись, что в самом деле какая-либо другая мебель отсутствует, за исключением нескольких еле видных в темноте столов, до такой степени заставленных глиняными горшками, бутылками и прочими аксессуарами профессии художника, что им явно угрожала опасность рухнуть. К стенам был прислонены, как ей показалось, натянутые на рамы хот ты, то ли еще чистые, не тронутые кистью, то ли находящиеся в процессе работы. В углу слабо вырисовывались неясные очертания продавленной кровати.