Книга Лучшая месть - Джастин Дэвис

– Деймерон-стрит?

Сент-Джон кивнул.

– А почему Калифорния?

– Туда шел первый автобус.

– Что ты делал? Ведь тебе было всего четырнадцать.

Он пожал плечами:

– Разное.

– Не сомневаюсь, но… – Джесса внезапно оборвала фразу. Сент-Джон посмотрел на нее и прочел на ее лице ужас.

Он осознал, как опасался в тот день на кладбище, что она знает все. Сент-Джон надеялся, что Джесса не догадывалась о подробностях издевательств его отца, о его полном падении, что она была слишком юной, чистой и невинной, чтобы даже представить такое. Возможно, тогда так оно и было. Но Джесса была слишком сообразительной, чтобы со временем понять все. Ему бы следовало знать.

– Нет, – сказал Сент-Джон, борясь со жжением в животе. – Не это. Больше никогда. Я поклялся, что скорее умру.

Джесса быстро подошла и, прежде чем он успел увернуться, обняла его. Сент-Джон весь напрягся, но она была сильнее, чем он предполагал, и если бы он попытался вырваться, то ему пришлось бы причинить ей боль.

Внезапно он понял, что не хочет вырываться. Его руки, словно сами собой, обняли Джессу. И тогда Сент-Джон осознал, что на каком-то уровне он хотел этого с того момента, как вошел в магазин и увидел ее снова. Маленькую Джессу Хилл, которая стала взрослой, что нелепо шокировало его.

– Приятно с тобой познакомиться, Деймерон Сент-Джон, – шепнула она.

– Джесс, – пробормотал он, не в силах сказать ничего больше.

Сент-Джон полусидел на краю стола, а Джесса прижималась к нему. Он чувствовал странное возбуждение, как будто в ней была сила, дающая ему невинность и надежду, которых у нее всегда было в изобилии и которых он никогда не знал в своей семье. В то же время его тело ощущало близость нежной и очаровательной женщины, яростно реагируя на это, прежде чем он смог обуздать его. Сент-Джон, который контролировал так много, в том числе самого себя, не мог контролировать свои эмоции.

– Что случилось потом? – Вопрос прозвучал приглушенно, потому что Джесса уткнулась лицом в, его грудь. А он подумал, слышит ли она, как колотится его сердце.

Господи, никто в «Редстоуне» не поверил бы, что легендарный Сент-Джон дошел до такого состояния из-за простого прикосновения маленькой светловолосой феи, образ которой преследовал его все эти годы, как его образ преследовал ее.

Сент-Джон хотел ответить как можно короче, что он не хочет об этом говорить, и перейти к делам. Но он не мог этого сделать. Он столько душевных сил потратил, чтобы никогда не вспоминать, через что ему пришлось пройти! Он никогда не думал о том, как будет, рассказывать свою историю, поскольку не ожидал, что ему придется делать это.

– С чего начать? – пробормотал он.

– Сначала, – предложила Джесса. – Ты планировал это той ночью?

– Да. Но у природы были другие планы. Я действительно упал.

Она слегка отпрянула, глядя ему в лицо.

– В реку?

Сент-Джон кивнул:

– Поскользнулся на камне.

Ему было незачем объяснять, на каком именно. Она знала, что речь идет о большом валуне, где они часто сидели.

Ее взгляд скользнул по шраму на его подбородке, и он снова кивнул:

– О тот край.

У вполне гладкого валуна был один зазубренный край, где когда-то отломился кусок, и этот край порезал ему лицо, когда он падал в бурлящую воду.

– Это объясняет, почему там обнаружили частицы кожи и кровь, – сказала Джесса.

– Да. Дождь тогда уже прекратился.

– Ты знал?

– Прочитал позже в газетах.

Джесса снова прижалась к нему, и Сент-Джон понял, что боится, как бы она ни отодвинулась. Сознание этого потрясло его еще сильнее – он не знал, как ему удастся все это пережить. Но она, единственная во всем мире, имела право об этом услышать.

– Дальше? – потребовала Джесса после минутной паузы.

Сент-Джон дрожал от усилий, и слова про звучали отрывисто, как пулеметная очередь.

– Прожил четыре года. В скверной компании. Научился многому – хорошему и плохому. Едва не попал в тюрьму. Переезжал с места на место. Потом встретил человека. Он… помог.

Какая скудная констатация того, что Джош для него сделал, подумал Сент-Джон. Это граничило с оскорблением, которое он не мог себе позволить.

– Он… спас мне жизнь.

Сент-Джон почувствовал, как Джесса застыла, перестав дышать.

– Фигурально? – спросила она.

– И буквально. В восемнадцатый день рождения я собирался… закончить то, что начал той ночью.

Сент-Джон редко думал и никогда не говорил об этом, но теперь картина предстала перед его мысленным взором. Темная сырая ночь под яростным калифорнийским дождем. Он стоит на эстакаде, глядя на бурлящую реку и бесконечный поток машин и борясь с желанием броситься в воду, как, по мнению всего мира, сделал в другую бурную ночь.

Сент-Джон уже перекинул ногу через перила, когда услышал скрип тормозов. Он был на волосок от рокового шага, когда кто-то остановил его.

Потом Сент-Джон осознал, что машина остановилась не ради него, а ради промокшей худой собачонки, которая, хромая, переходила эстакаду. В тот момент он почувствовал себя меньше этой собачонки, которая двигалась, несмотря ни на что, влекомая инстинктом выживания, тот же инстинкт однажды спас его, но теперь, казалось, покинул полностью.

– Эй! Помогите мне с этим псом. Он ранен.

Это произнес тягучим голосом высокий, худощавый мужчина с растрепанными волосами, молодой, но старше Сент-Джона. Хотя он был одет в вылинявшие джинсы, поношенную куртку и стоптанные ковбойские сапоги, автомобиль был новым.

Сент-Джон услышал, как мужчина, наклонившись, разговаривает с псом, шагнувшим в лучи фар.

– Он выглядел, как Кьюла, – продолжал он, не сознавая, что в потоке воспоминаний стал говорить полными фразами. – Того же цвета и с такими же глазами.

– И ты помог? – прошептала Джесса.

– Пришлось. Собака была храбрее, чем я. Мы погрузили пса в багажник. Тот парень снял куртку и вытер его почти досуха. – Еще одно воспоминание пришло в голову. – Там было одеяло. Я спросил, почему он им не воспользовался, а он ответил, что оно… может понадобиться мне.

Сент-Джон вздрогнул, как будто вокруг снова была холодная дождливая ночь.

– Он предложил подвезти меня. Мне некуда было ехать, но… я не мог вернуться к тому, что собирался сделать. А в машине было сухо.

Джесса пробормотала что-то неразборчивое, но в шепоте было столько боли, что слова не имели значения. Она всегда переживала за него. Это беспокоило и возбуждало одновременно, по он сказал себе, что разберется в комбинации эмоций позже, когда будет готов примириться с фактом, что вообще способен испытывать эмоции.