Книга Приключения Тома Сойера - Марк Твен

Они вскочили и побежали все в разные стороны, спотыкаясь втемноте о корни деревьев и путаясь в диком винограде. Ослепительно сверкаламолния, грохотали раскаты грома. И вдруг хлынул проливной дождь, и поднявшийсяураган погнал его по земле полосой. Мальчики что-то кричали друг другу, но ревветра и раскаты грома совсем заглушали их голоса. Наконец один за другим онидобрались до навеса и забились под него, озябшие, перепуганные и мокрые хотьвыжми; но и то уже казалось им хорошо, что они терпят беду все вместе. Старыйпарус хлопал так яростно, что разговаривать было нельзя, даже если б им удалосьперекричать все другие шумы. Гроза бушевала все сильней и сильней, и вдругпарус сорвался, и порыв ветра унес его прочь. Мальчики схватились за руки ипобежали, то и дело спотыкаясь и набивая себе шишки, под большой дуб на берегуреки. Теперь гроза была в полном разгаре. В беспрерывном сверкании молний,загоравшихся в небе, все на земле становилось видно отчетливо, резко и безтеней: гнущиеся деревья, волны на реке и белые гребни на них, летящие хлопьяпены, смутные очертания высоких утесов на том берегу, едва видные сквозьбегущие тучи и пелену косого дождя. Чуть не каждую минуту какое-нибудьгигантское дерево, не выдержав напора бури, с треском рушилось, ломая молодуюпоросль, а непрерывные раскаты грома грохотали, как взрывы, сильно,оглушительно и так страшно, что сказать нельзя. Гроза разыгралась и грянула стакой силой, что, казалось, вот-вот разнесет остров вдребезги, сожжет его,зальет до верхушек деревьев, снесет ветром и оглушит каждое живое существо нанем, – и все это в одно и то же мгновение. Страшно было в такую ночь оставатьсяпод открытым небом.

Но в конце концов битва кончилась, войска отступили,угрожающе ворча и громыхая в отдалении, и на земле снова воцарился мир.Мальчики вернулись в лагерь, сильно напуганные; оказалось, что большой платан,под которым они устроили себе постели, лежал вдребезги разбитый молнией, имальчики радовались, что их не было под деревом, когда оно рухнуло.

Все в лагере было залито водой, и костер тоже, потому что,по свойственной их возрасту беспечности, мальчики и не подумали чем-нибудьприкрыть огонь от дождя. Было от чего прийти в отчаяние, так они промокли иозябли. Они красноречиво выражали свое горе; но скоро обнаружилось, что огоньушел далеко под большое бревно, в том месте, где оно приподнималось,отделившись от земли, и от дождя укрылась тлеющая полоска в ладонь шириной.Мальчики терпеливо раздували огонь и подкладывали щепки и кору, доставая ихиз-под сухих снизу бревен, пока костер не разгорелся снова. Тогда они навалилисверху толстых сучьев, пламя заревело, как в горне, и мальчики опятьповеселели. Они высушили вареный окорок и наелись досыта, а потом до самогорассвета сидели у костра, хвастаясь и приукрашивая ночное происшествие, потомучто спать все равно было негде – ни одного сухого местечка кругом.

Как только первые лучи солнца прокрались сквозь ветви,мальчиков стало клонить ко сну, они отправились на отмель и улеглись там.Мало-помалу начало припекать солнце, и они нехотя поднялись и стали готовитьзавтрак. После еды они раскисли, едва двигались, и им опять захотелось домой.

Том это заметил и принялся развлекать пиратов чем толькомог. Но их не прельщали ни шарики, ни цирк, ни купанье, ничто на свете. Оннапомнил им про важный секрет, и это вызвало проблеск радости. Пока этотпроблеск не угас, Том успел заинтересовать их новой выдумкой. Он решил броситьпока игру в пиратов и для разнообразия сделаться индейцами: Им эта мысльпонравилась – и вот, не долго думая, все они разделись догола, вымазались с ногдо головы полосами грязи, точно зебры, и помчались по лесу, собираясь напастьна английских поселенцев. Все они, конечно, были вожди.

Потом они разбились на три враждебных племени и бросалисьдруг на друга из засады со страшными криками, убивая врагов и снимая скальпытысячами. День выдался кровопролитный и, значит, очень удачный.

Они собрались в лагере к ужину, голодные и веселые, но тутвозникло затруднение: враждебные племена не могли оказывать друг другугостеприимство, не заключив между собой перемирия, а заключать его было простоневозможно, не выкурив трубки мира. Никакого другого пути они просто не знали.Двое индейцев пожалели даже, что не остались пиратами. Однако делать былонечего, и потому, прикинувшись, будто им это очень нравится, они потребовалитрубку и стали затягиваться по очереди, как полагается, передавая ее другдругу.

В конце концов они даже порадовались, что стали индейцами,потому что это их кое-чему научило: оказалось, что теперь они могут куритьпонемножку, не уходя искать потерянный ножик, – их тошнило гораздо меньше и добольших неприятностей дело не доходило. Как же было упустить такую великолепнуювозможность, не приложив никаких стараний. Нет, после ужина они опятьпопробовали курить, и с большим успехом, так что вечер прошел очень хорошо. Онитак гордились и радовались своему новому достижению, будто сняли скальпы исодрали кожу с шести племен. А теперь мы их оставим курить, болтать ихвастаться, так как можем пока обойтись и без них.

Глава 17

Зато никто во всем городке не веселился в этот тихийсубботний вечер. Семейство тети Полли и все Гарперы облачились в траур,заливаясь слезами неутешного горя. В городе стояла необычайная тишина, хотя,сказать по правде, в нем и всегда было довольно тихо. Горожане занималисьсвоими делами с каким-то рассеянным видом и почти не разговаривали между собой,зато очень часто вздыхали. Для детей субботний отдых оказался тяжким бременем.Им совсем не хотелось играть и веселиться, и мало-помалу всякие игры былиброшены.

К концу дня Бекки Тэтчер забрела на опустевший школьныйдвор, не зная, куда деваться от тоски. Но там не нашлось ничего такого, чтомогло бы ее утешить. Она стала разговаривать сама с собой:

– Ах, если б у меня была теперь хоть та медная шишечка! Но уменя ничего не осталось на память о нем! – И она проглотила подступившие слезы.

Потом, остановившись, она сказала себе:

– Это было как раз вот здесь. Если бы все повторилось снова,я бы этого не сказала, ни за что на свете не сказала бы. Но его уже нет; яникогда, никогда, никогда больше его не увижу.