Книга Трепетные птички - Лев Портной
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ничего не понимаю! — воскликнула Света. — Хаос, ад, — какие-то проблемы мировые! И ведь все это не более чем плод нашего воображения!
— В некотором смысле это так, — согласился Люцифер.
— Выходит, что твое жизненное пространство создано нами, — заключил я. — И если бы не мы, тебе просто негде было бы царствовать.
— Если бы не ваши проступки, — уточнил Сатана и с патетикой добавил: — Как видите, я принимаю на себя ваши грехи!
— Тоже мне страдалец нашелся! — усмехнулся я.
— Ладно, вы тут философствуйте, а мне пора, — раздался голос полтергейста Воронкова.
С этими словами он кинулся в колодец к своему телу.
— А я?! Как же я?! — завопил пьяный дух Искандурова. — Можно, я стану майором милиции…
— Нельзя! — строго ответил я, наблюдая, как погас столп света и исчез колодец, ведший к телу Воронкова, и в разные стороны расползлись его болотные змеи. — Ты останешься здесь. Дожидайся полтергейста Гошу, пока он умрет естественной смертью.
— А что толку? — приуныл пьяный дух Искандурова. — К тому же вдруг он попадет в рай…
— Боюсь, что не попадет, — тяжело вздохнул Люцифер. — Вот из-за чего я страдаю и чего не понимаю. Я только и занимаюсь тем, что показываю грешникам то зло, которое они сотворили, но пользы от этого — ни на грош. Чуть ли не каждый раз, как я отпускаю грешную душу, она, прожив новую земную жизнь, возвращается в ад.
— Ах ты, радетель наш, — съязвил я. — На грехи наши указать решил! А то мы сами про них не ведаем.
— Да я всегда… — хотел что-то сказать Люцифер, но Света перебила его.
— Иными словами, — произнесла она, — когда ты застал Адама и Еву, совокуплявшихся под кустами райского сада, то вместо того, чтобы, как и подобает воспитанному ангелу, деликатно отойти, оставаясь незамеченным, и где-нибудь в сторонке, соорудив крест, распяться на нем, приняв на себя всю мировую боль и муку, порожденную первородным грехом, ты включил огромный прожектор и направил целый столп света на пару влюбленных, чтобы вся аудитория увидела, как нехорошо то, чем они занимались.
— Ну… — замялся Люцифер.
— Ладно, хватит заниматься самокопанием. Нам пора возвращаться. Я боюсь, что мы погорячились, отпустив Воронкова первым. Как бы он со своей Леночкой не отключил анимаутер.
— Ты думаешь, им нужны в квартире три трупа?! — резонно заметила Света.
— Думаю, вряд ли, — согласился я. — К тому же там еще Рыжий с докторшей, свидетели как-никак. Ладно, для начала надо отправить назад Патрончика, а то эти девки его не выпустят, а сам он, похоже, справится с ними не скоро.
Я поймал за загривок чешуйчатого ослика и направил его прямо на одалиску, восседавшую верхом на издыхающем от сексуальной невоздержанности Патрончике. От удара копытом женщина отлетела в сторону. К нашему удивлению, несмотря на победу, одержанную Сатаной над хаосом, майор так и остался в жиру, капнувшем на него в недрах Лидочки Воробушкиной. И теперь Патрончик, облепленный со всех сторон куриными пухом и перьями, был похож на пугало.
— И как им не тошно-то трахаться с ним? — удивилась Света.
Сопровождаемые шипящими от негодования одалисками, мы довели Патрончика до его колодца и сбросили вниз.
— А-а-а! — завопил он от ужаса.
Преодолевая свой страх, мы заглянули вниз и увидели, как на Патрончике вспыхнули и загорелись перья и пух. Вскоре его колодец исчез, столп света погас, и разочарованные одалиски разбрелись в разные стороны.
— Ну что ж, — молвил я. — Пора и нам честь знать.
Мы сердечно попрощались — я со своими зверушками, а Света со своими старушками, пожелали счастливо оставаться пьяному духу Искандурова в компании с косматыми исполинами, напоследок я пожал руку Люциферу, а Света даже поцеловала его в щеку.
— Не поминай лихом! — сказал я ему на прощание.
— Не поминайте всуе! — ответил Черт, и мы со Светой прыгнули в колодцы.
Когда я пришел в себя, то первым, кого увидел, был прапорщик Попыхайло. В комнате сильно пахло паленой дичью. На кровати плакала от боли Света. Рядом со мной на полу дрожал Патрончик.
— Что это было?! Что это было?! — приговаривал он.
Через открытую дверь я заметил Воронкова, угрожавшего фаготом Елене Владимировне и требовавшего немедленного развода.
Светлана и Рыжий с облегчением следили за происходившем.
— Товарищ прапорщик, а вы-то здесь какими судьбами?! — обратился я к своему бывшему наставнику.
— Да вот! Любопытно, как эксперимент прошел! — ответил он.
— Так это что же — эксперимент был?! — возмутился я.
— Так точно, товарищ майор, — ответил прапорщик.
— Да какой я вам «товарищ майор»?! Для вас я всегда курсант. Но меня никто не предупредил о том, что я буду участвовать в эксперименте! — продолжал возмущаться я.
— Ну, ты же знаешь, что солдат должен стойко переносить все тяготы и лишения армейской жизни.
— Но я же уволился!
— А дембель, как известно, — главная армейская тягота.
Я нажал кнопку селектора и услышал голос Светы:
— Александр Есич, к вам посетитель.
— Кто? — спросил я.
— Славицкий Станислав Викторович. От Булочкина Анатолия.
— Пусть заходит, — разрешил я.
Открылась дверь, и в кабинет вошел молодой огненно-рыжий человек в сером костюме в клетку. Он подошел к столу, протянул мне руку и представился:
— Станислав. День добрый. Мне Толик Булочкин рекомендовал к вам обратиться.
Я привстал и пожал его руку.
— Александр. Можно просто — Саша. Чай или кофе будете?
— Кофейку, если можно.
Я нажал кнопку селектора.
— Слушаю, Александр Есич, — раздался голос секретарши.
— Светочка, две чашки кофе сделай, пожалуйста.
— Сию минуту, — ответила она.
Посетитель уселся в кресло и, пошарив в нагрудном кармане, протянул мне визитку. «Центр репродукции человека. Славицкий Станислав Викторович. Хирург», — прочитал я на ней.
— Так вот, значит, — произнес он, — меня к вам Толик Булочкин направил. С самыми лучшими рекомендациями. Сказал, что ваша риэлторская фирма — самая лучшая в Москве. Он ведь через вас квартиру купил?
— Да-да, — подтвердил я. — Буквально вчера сделку завершили.
— Вот и я к вам с той же проблемой. Хочу квартиру купить.
— Ну, какая же это проблема! Если у вас есть деньги, то назовите квартиру, которую вам хочется купить, и мы вам ее обеспечим.
Дверь открылась, и вошла Света с подносом, на котором дымились две чашки кофе.