Книга Убийства никого не красят - Сельма Эйчлер

В отсутствие Чармейн, моей фантомной уборщицы, опять не появившейся в эту субботу, противостоять моим амбициозным намерениям было некому. Удивляетесь, почему я её не уволю? Причина проста. Когда Чармейн соизволит наконец явиться, я буду настолько ей благодарна, что и думать забуду о том, как мечтала от неё избавиться. К тому же в тот день я была даже рада заняться чем-то стоящим.

Вытащила из шкафа полдюжины всяких чистящих-моющих средств, швабру, щётки, тряпки и новенький пылесос с четырьмя одинаково бесполезными насадками. Затем, полностью игнорируя то обстоятельство, что неделю назад уже переворачивала квартиру вверх дном, прошлась по жилищу, как трактор, — отскребая и полируя, вытирая и отмывая, подметая и всасывая пыль. Не поверите, с каким энтузиазмом я накинулась на уборку, хотя в нормальном состоянии мне и вспоминать о ней не хочется.

Покончив, со всеми делами, я испытала чувство законной гордости. Квартира выглядела такой… чистой. Но с другой стороны, я еле доковыляла до дивана и плюхнулась на него совершенно без сил. В семь часов я обещала моей соседке, Барбаре Глисон, поужинать с ней, а потом сходить в кино. Времени оставалось в избытке. Через несколько минут я снова буду как огурчик, — в конце концов, не инвалид же какой-нибудь. Возможно, даже успею кое-что простирнуть. А пока посижу и немного расслаблюсь…

Внезапно я осознала, что звонят в дверь. Огляделась. В комнате было темно. В первое мгновение я ничего не соображала, затем припомнила мой внезапный и изнурительный всплеск хозяйственной активности. Включив настольную лампу, я двинулась к двери. Мне пришлось встать на цыпочки, чтобы посмотреть в глазок. Закутанная в пальто Барбара Глисон с обеспокоенным выражением лица давила на кнопку звонка.

— Ты заставила меня поволноваться! — набросилась на меня соседка, когда я её впустила. — Звоню и звоню. Подумала уж, что ты померла. — Она оглядела мой наряд — уродливый балахон в клеточку, которому сто лет в обед. В таком одеянии я не желала бы, чтобы меня видели даже в печи крематория. — Но не в этом же ты пойдёшь! — догадалась умница Барбара.

— Конечно, нет! — возмутилась я. — А сколько времени?

— Без пяти.

— Без пяти чего?

— Семь.

Я не поверила своим ушам:

— Боже! Извини! Я заснула на диване. Вот ужас!

— После ужина мы ещё поспеем на последний сеанс в десять тридцать. Если, конечно, ты не будешь возиться целую вечность.

— А может, отложим кино на завтра? — с надеждой осведомилась я: выходить совсем не хотелось.

— Я сказала приятельнице, с которой работаю, что не могу сегодня поужинать с ней, потому что договорилась с тобой.

Что мне оставалось делать?

Барбара вернулась к себе, а я принялась лихорадочно собираться. Опять быстренько приняла душ, кое-как наляпала косметику и вновь ожесточённо — но по необходимости коротко — повоевала с волосами. За соседкой я зашла через час.

— Ты похожа на енота, — припечатала Барбара и твёрдо постановила: — Поправишь глаза в такси.

Барбара обычно не разговаривает, она вещает. Очевидно, профессия сказывается: она преподаёт в третьем классе.

Ужинали мы в морском ресторане неподалёку от кинотеатра. Я нацелилась на креветки с чесночным соусом, но Барбара вытаращила глаза:

— С ума сошла! Ты представляешь, сколько в них холестерина? А калорий? Знаешь, Дез, не хотела говорить… — Но она всё равно сказала: — Тебе пора задуматься о своём весе. Стыдно так распускаться, ведь ты хорошенькая. (Вы заметили, что всем полным женщинам приписывают одно общее свойство? Ты можешь выглядеть как пришелец с дикой и ужасной планеты, но в нашем тощем мире все будут упорно называть тебя "хорошенькой".)

Мне хотелось втолковать Барбаре, что после пятидесятого размера жизнь, не кончается. Но холестерин у меня и впрямь немножко выше нормы, да и к чему ссориться? Мне нравилась моя соседка. Верно, иногда Барбара бывает немножко стервозной — а в тот вечер просто распоясалась, — но она была интересным и умным человеком. К тому же я испытывала к ней глубокую признательность уже за то, что она въехала в соседнюю квартиру. Прежде за стеной проживали два бесталанных, но истовых пианиста, многие годы сводившие меня с ума. И когда их сменила Барбара, я была готова чуть ли не прислуживать ей.

Словом, пришлось удовлетвориться запечённым лососем под соусом из петрушки. Лосось оказался неплох, но ни в какое сравнение с креветками и идти не мог.

После ужина нам хватило времени не торопясь прогуляться до кинотеатра, где на последнем сеансе показывали "Красавицу и чудовище" — совершенно очаровательный фильм, каких я давно не видела. Из кинотеатра я вышла, утирая глаза. Барбара потешалась надо мной.

— Отличный фильм для тех, кому нет двенадцати, — категорично изрекла она, когда мы уже ехали в такси. — Ума не приложу, зачем я на него пошла?

— Мне понравилось, — вставила я.

— Сколько тебе лет, Дезире? — Я почувствовала, что краснею. Барбара заметила моё смущение. — Ладно, можешь не отвечать. Мне сорок три, и такие фильмы я переросла много лет назад. А ты, оказывается, нет. Странно.

— Не будь такой циничной. Это прекрасная история о любви, — возразила я.

— Господи, да это же мультяшка!

Понять не могу, чем может не нравиться "Красавица и чудовище"! Но Барбаре я лишь сказала, что никому не возбраняется иметь своё мнение. Про себя же я порицала соседку за бесчувственность, заодно припомнив ей и креветки в чесночном соусе.

Глава 17

В воскресенье за ленчем я встретилась с Эллен — в ресторане на полпути между её домом и моим.

На мой взгляд, племянница выглядела потрясающе в новых коричневых брюках, белой водолазке и твидовом пиджаке от Харриса. Она как никогда походила на Одри Хепбёрн — я имею в виду, тот же стиль, — и настроение у неё тоже было хорошее.

После овощного салата Эллен заказала блинчики с яблоками, я же выбрала яйца по-бенедиктински: во-первых, я их люблю, а во-вторых, в пику благоразумной Барбаре.

По молчаливому согласию обсуждение моих дел мы оставили на десерт. Я расписала в красках "Красавицу и чудовище", Эллен поведала о работе, выказав немного больше, чем обычно, оптимизма по поводу своего профессионального роста в универмаге «Мейси», а затем поделилась последними известиями о родителях. Я с некоторой опаской ожидала вопроса об Уилле Фитцджеральде, но его имя так и не всплыло. И отлично: меньше всего мне хотелось, чтобы Эллен хоть на миг вспомнила об этой грубой скотине.

И лишь за кофе Эллен завела речь о расследовании:

— Как идут дела?

— Никак, — мрачно ответила я. — Ясности не больше, чем в тот день, когда мы с Питером заключили соглашение.

— У тебя всё получится! — не раздумывая заявила племянница. — Со временем.