Книга Любовь и разлука. Опальная невеста - Сергей Степанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Видимо, тетка наябедничала мужу, что государыня просила монаха желтой веры сварить неведомое зелье. Иван Желябужский был не в себе от ярости и кричал, что, будь он на месте воеводы, отправил бы иноверца восвояси, не поглядев, что он посол хана. Казаков же надобно засадить в темницу, особливо Ваньку Петлина, который явный отступник от православной греческой веры и по ночам крутит молитвенную мельницу вместе с ламой. Дошли ли его крики до воеводы или нет, но князь Куракин велел казакам собираться в Москву, дабы дать отчет боярам и государю о поездке в Чинское государство. Тархан-Лама должен был ехать вместе с ними, а там уж бояре приговорят, что ответить послу Алтын-хана.
Перед отъездом Иван Петлин, улучив минуту, когда никого рядом не было, подошел к Марье и тихо шепнул:
– Не прикажет ли государыня кланяться кому в Москве? Али передать тайно?
Казак явно намекал, что возьмется исполнить тайное поручение. Марья подумала, что представляется удобная возможность передать весточку Мише. Только нужно ли? Государь о ней забыл, а напоминать о себе не позволяла гордость. Поколебавшись, она ответила:
– Ничего не надобно передавать. А ежели спросят, отвечай, что я счастлива в Тобольском остроге и ни о чем не прошу.
«В лето 7127 года бысть знамение велие: на небеси явися над самою Москвою звезда. Величиною она быше, как и протчие звезды, светлостию же она тех звезд светлее. Она же стояще над Москвою, хвост же у нее бяше велик. И стояше на Польскую и на Немецкие земли хвостом».
Хвостатая звезда нависла над Московским государством, зримая из самых дальних его пределов. Осенними вечерами все жители Тобольска выходили из своих изб и с трепетом смотрели на темное небо. Устрашились все без исключения: от осужденного на казнь морского плотника, посаженного в земляную яму и видевшего небо сквозь деревянную решетку, до воеводы князя Куракина, поднимавшегося на самую высокую башню острога. Ссыльные тоже выходили во двор острога и, задрав головы, глядели на хвостатую звезду. С каждым вечером хвост звезды становился все длиннее и длиннее, словно собирался опоясать темный небосвод. Иван Желябужский зловеще бормотал:
– Сбывается пророчество: «Близ есть при вратах!». От самой же звезды поиде хвост узок и от часу ж нача распространятися, яко на поприще.
Бабушка Федора, кашляя от холодного воздуха, рассказывала, что в царствование Ивана Васильевича Грозного над Москвой явилась такая же хвостатая звезда. Царь Иван Васильевич вышел на Красное крыльцо, долго смотрел на небо, изменился в лице и сказал ближним людям: «Вот знамение моей смерти!» Царь повелел привезти из Холмогор до шестидесяти волхвов, дабы точно узнать свою судьбу. Он отвел им особые палаты и каждый вечер посылал князя Богдана Бельского толковать с волхвами о небесном знамении. Предсказания были неутешительными. Волхвы определили, что самые сильные созвездия и могущественные планеты небес сошлись против царя и предрекают ему неминуемую кончину. Тревожимый мрачным пророчеством, царь опасно занемог. Все внутренности его начали гнить, а тело пухнуть. Лежа на одре в беспамятстве, Иван Грозный громко призывал убитого им сына и ласково разговаривал с ним.
– Волхвы возвестили, что государь умрет марта семнадцатого дня, – тихо рассказывала бабушка, кутаясь в телогрей на белках. – В тот день государю заметно полегчало. Он почувствовав себя бодрее, обрадовался, пошел в баню, а волхвам велел объявить, что они не могут предсказать даже собственную судьбу, потому что завтра их сожгут на костре. Но еще не миновал день, как государь Иван Васильевич умер на руках у Тимохи Хлопова, назначенного служить у царской постели.
– Ежели явлено небесное знамение, то даже царям неподвластно его переменить, – наставительно изрек Иван Желябужский.
Стоя во дворе Тобольского острога, Марья Хлопова мысленно переносилась в Москву. Миша, должно быть, тоже смотрел на хвостатую звезду, томимый тяжелыми предчувствиями. Так оно и было, но только в Тобольске не знали, что в Москве страхи, порожденные небесным знамением, уже приобрели вполне определенные очертания.
В Смутное время часто звучало имя королевича Владислава Жигимонтовича. Самого королевича никто из русских людей в глаза не видывал. Владислав был юным отроком пятнадцати лет от роду. Но прошли годы, королевич достиг совершеннолетия и вознамерился силой подтвердить свои права на царский престол, обещанный ему в Смуту. Сначала польские и литовские войска взяли Вязьму, откуда королевич рассылал грамоты, именуя себя государем всея Руси. Грамоты рассылались с «лисовчиками», которые из Вязьмы прошлись по русским деревням, повернули на север к Карскому морю, потом еще раз повернули к Торжку, сожгли город и кружным путем вернулись назад.
Однако лихими кавалерийскими набегами войны не выигрываются. В начале лета из Вязьмы выступило основное польско-литовское войско, усиленное наемниками со всех стран Европы. Считалось, что армией командует Владислав, но король и сейм приставили к двадцатилетнему королевичу опытных наставников – великого гетмана Литовского Яна Кароля Ходкевича и великого канцлера Льва Сапегу. Гетман Ходкевич был прославленным военачальником. Но среди десятков громких побед, одержанных им над шведами и турками, имелось одно-единственное поражение, столь досадное, что гетман багровел при воспоминании о нем. Он, обучавшийся военному искусству в Италии, уступил какому-то торговцу Козьме Минину. Шесть лет назад гетман вынужден был отступить от Москвы. Сейчас Ходкевич жаждал смыть свой позор, взяв столицу московитов.
К несчастью для литовского гетмана и канцлера, молодой королевич плохо слушал их советы. Вокруг Владислава вились фавориты, льстиво уверявшие, что трусливые московиты побегут без оглядки при его приближении. Ходкевич задумал подойти к Москве с плохо защищенного юга через Калугу, но королевич Владислав, подстрекаемый льстецами, и слышать не хотел о военных маневрах, отдалявших его от вожделенного царского престола. Он настаивал на прямом ударе с запада. В результате армия застряла под Можайском. Поляки не ожидали, что русские укрепят город да еще успеют срубить два острожка перед основной крепостью.
Воевода Федор Волынский сидел в Можайске, отбиваясь от поляков, а из острожков делали вылазки князь Дмитрий Черкасский и князь Борис Лыков. Войско королевича, покопав осыпи, стреляло по обеим острогам и по городу из наряда. Несколько раз ходили на приступ, но были отбиты. Так провозились три месяца. Наконец, королевич, утомившись бесплодной осадой, предложил идти прямо к Москве. Не хотелось гетману Ходкевичу оставлять врага в тылу, но лето катилось к концу и надо было что-то предпринимать. В сентябре польское войско разбило лагерь в Тушино на знакомом для многих поляков и немцев месте, где они служили Тушинскому вору.
Когда поляки неожиданно объявились под Москвой, в царских палатах собрали совет из бояр и воевод. Было решено стоять против литовского королевича накрепко. Спешно укреплялись стены Белого города, перед воротами рубились острожки и копались рвы. Все участки стены и прилегающие к ним улицы распределили между воеводами. Положение осложнялось тем, что к полякам шла подмога. С юга подходило двадцатитысячное войско запорожцев, или черкасов, как их называли русские. Запорожских казаков удалось уговорить участвовать вместе с поляками в походе на Москву. Черкасы более чем вдвое увеличивали силы королевича. А тут еще пугающее небесное знамение!