Книга Если только ты - Хлоя Лиезе

своё отражение в зеркале, а именно на подол платья, который опасно близок к тому, чтобы выставить всё на всеобщее обозрение.

— Если я хоть чихну, — говорю я ей и Джиджи, — то все вокруг увидят, что у меня под ним.

Джиджи усмехается, доставая зажатую между зубов булавку и подкалывает ей подол тёмно-зелёного платья, которое она выудила из своего шкафа.

— Оплошности с гардеробом — это отличный способ привлечь публичность.

Я морщу нос.

— В каком месте?

Шарли встаёт позади меня, скрестив руки на груди и наблюдая за работой Джиджи.

— Ну знаешь, как говорят. Нет такого понятия, как плохой пиар.

— Я не эксперт, но считаю, что пиар определённо бывает плохим. И это определённо будет плохим пиаром, если моим первым определяющим моментом в крупных СМИ будет упоминание о том, что я нечаянно оголилась.

Джиджи садится на пятки, запрокинув голову и изучая подол платья и его опасное положение чуть ниже моих ягодиц.

— Ладно, может, ты права. Чуть коротковато. Я опущу пониже.

У меня вырывается вздох облегчения, когда она начинает выдёргивать булавки и опускает подол.

— Итак, — говорит Шарли, обходя меня и вставая передо мной. — Давай повторим и обсудим стратегию.

Я киваю.

— Ладно.

— Во-первых, это твой ход, твой момент. Помни об этом. Ты взяла на себя инициативу, и эта пятница — твой вечер. Вечеринка после благотворительного мероприятия — идеальное место, чтобы немножко пошалить, но при этом сохранить достоинство.

— Респект Себу за то, что выручил в такие короткие сроки, — говорит Джиджи.

Шарли сердито смотрит на Джиджи, но её взгляд окрашен привязанностью, и ей недостаёт злобы.

— Ну естественно, он выручил. Такие вечеринки сплошь кишат лицемерами вроде него. Богачи в дорогой одежде, притворяющиеся, будто им не плевать на тех людей, которые бедны и не могут позволить себе дорогую одежду. Они жертвуют ничтожные суммы от своего богатства на благое дело, хотя на деле если бы все эти вычурные дураки просто пожертвовали деньги, которые они тратят на одежду для этих мероприятий и вечеринок, то сами проблемы, требующие сбора средств, были бы решены.

— Это… сурово, — бормочу я.

Джиджи фыркает.

— Добро пожаловать в жизнь богатых и знаменитых.

Я удивилась, что Себ так быстро отозвался на моё сообщение и рассказал, что в эту пятницу у него запланировано подходящее мероприятие. Но теперь кажется глупым удивляться, учитывая то, какими распространёнными являются такие вечеринки, по словам Шарли и Джиджи.

— Теперь к формальностям, — говорит мне моя лучшая подруга. — И на мероприятии, и на вечеринке после, вы оба не должны проводить время наедине, ни в уголке, ни на диване, ни на танцполе. Это слишком похоже на поведение пары. Либо вместе примкните к группе и держитесь с ней, либо разделитесь и общайтесь с другими по отдельности, поняла?

Я киваю.

— Дальше. Будь очень осторожна с тем, что говоришь и как ведёшь себя, ибо всё можно выдернуть из контекста. Тебе надо думать о том, как тебя могут истолковать в худшем смысле, а потом стараться этого избежать. Ты хочешь, чтобы твой имидж стал чуть более зрелым, а не свалился с обрыва приличия.

Я фыркаю.

— Обрыв при… — я трезвею при виде того, как серьёзно Шарли смотрит на меня. — Прости. Продолжай.

— Она говорит как компаньонка из романов Остен, — говорит Джиджи, доставая изо рта ещё одну булавку и подкалывая ей подол. — Но она права. Тебе придётся ходить по тонкой грани. Наша культура рисует женщин (особенно публичных) лишь в двух образах — святая или грешница, третьего не дано.

— Вот именно, — Шарли встречается взглядом с моим отражением в зеркале. — Ты пытаешься существовать в пространстве, которое таблоиды и общество в целом не признают, так что… просто будь осторожна.

Я кладу ладонь поверх своего гулко стучащего сердца и потираю его, пытаясь успокоиться.

— Буду.

— И ещё, если этот жуткий тип хоть посмотрит на твою задницу в этом платье, — рычит Шарли, — я ему глаза сломаю.

Чувствуя, как к щекам приливает жар, я оборачиваюсь через плечо и смотрю на свою задницу, которая, как и бёдра, обрела объёмы в колледже, отчего моя фигура жерди превратилась в «грушу».

— Платье… слишком облегает мою попу?

— Едва ли, — говорит Джиджи, усмехаясь. — Оно идеально. Теперь я просто убеждаюсь, чтобы все это увидели.

Нервно сглотнув, я смотрю обратно на своё отражение — тёмно-зелёная ткань, мягкая и эластичная, облегает каждый изгиб моего тела. — Окей.

— Иди снимай, — говорит Джиджи, отстраняясь.

Я вхожу в её гардеробную и снимаю платье, поражаясь одному лишь количеству окружающей меня одежды. Джиджи говорит, что у неё столько дизайнерских образцов и забракованных вещей, что она не знает, что с ними делать, и всё определённо выглядит так, даже после того, как она с Шарли прошлись и выбрали одежду для меня. Примерив варианты и определившись, что нравится, я получила эластичный чёрный комбинезон для пятничного мероприятия, несколько красочных сарафанов для будущего ношения и вот эту тёмно-зелёную вещицу для вечеринки после мероприятия, которая после небольших подгонок должна идеально подойти.

— Не одевайся, — кричит Джиджи из комнаты, где я уже слышу стрёкот швейной машинки. — Просто прихвати там халат. Подшив подола займёт несколько минут, и когда закончу, я снова дам тебе примерить.

Я оглядываюсь по сторонам, нахожу халат из бледно-персикового шёлка, покрытый алыми розами и тёмно-зелёными лианами, и накидываю его на себя. Пояска нет, так что я запахиваю его на себе, затем выхожу, скрестив руки на талии.

Джиджи окидывает меня повторным взглядом, отвлёкшись от швейной машинки.

— Ооо, мне нравится, как он на тебе смотрится! Забирай.

— Я… нет, — глядя на ткань, я качаю головой. — Я не могу забрать это у тебя.

— Пожалуйста, возьми, — говорит Шарли. — У неё столько вещей, что гардероб скоро лопнет по швам.

Джиджи бросает на Шарли притворно хмурый взгляд, затем вновь улыбается мне.

— Он не будет носиться. Цвета мне не идут, а тебе определённо к лицу. Возьми себе. Но сначала… — она встаёт и приподнимает платье. —