Книга Монтигомо - Ястребиный коготь - Виталий Георгиевич Губарев

снег, крепких зубов блеснули на его черном лице.

— Айда! — кивнул он приятелям.

Посапывая от возбуждения и подталкивая друг друга, мальчики поднялись в тамбур. Здесь все казалось волшебным — и какие-то непонятные приборы с подрагивающими стрелками, и отполированные рычаги, и пышущая жаром топка. В топку невозможно было смотреть, можно было подумать, что в ней ворочается живое, слепящее солнце, прикованное волшебником к паровозу. Солнце гудело, рвалось из топки, и от его усилий содрогался весь паровоз.

Отец поднял руку, и мальчики вздрогнули от внезапного паровозного вопля. Именно вопля, а не свистка! Кто бы мог подумать, что обыкновенный паровозный свисток может так оглушить.

— Садитесь, ребята, — сказал отец, указывая им на низкое металлическое сиденье.

Депо, вагоны, виадук неторопливо поползли назад. Потом паровоз остановился на несколько секунд, дал задний ход, и, словно перекликаясь друг с другом, где-то звонко залязгали буфера. Сережа понял, что паровоз прицеплен к товарному составу.

Снова раздался вопль. Тяжело и все чаще вздыхая, паровоз начал набирать скорость. Глухо постукивали под колесами стрелки. Мимо окон паровозного тамбура, справа и слева, замелькали переплеты железнодорожного моста. Глубоко внизу под солнцем поблескивал Дон. По реке шел маленький катер, от его носа разбегались косые волны. Казалось, катер, будто парусину, вспарывает гладь воды.

Шум идущего состава — резкий лязг буферов, стук колес, шипение паровоза — повторяло в пролетах моста странное, торопливое эхо. Звуки эха набегали друг на друга, и, не успев заглохнуть, накрывались другими звуками. И вдруг сразу стало тихо — паровоз миновал мост. Впрочем, тишины не было, это только показалось в первую секунду.

«Пффф, иффф, пфф, — непрестанно вздыхал паровоз, — трак-тарарак, трак-тарарарак, трак-тарарарак», — все бойчее и бойчее стучали колеса.

Отец сидел у окна и, чуть высунув наружу голову, внимательно смотрел вперед. В тамбур ворвался прохладный ветер заречья, даже жар топки и горьковатый привкус горящего угля не смогли заглушить необыкновенно приятных запахов травы и сырости.

Промелькнула мимо окна маленькая станция Заречная. На секунду в окне тамбура возникла одинокая фигура дежурного в красной фуражке с желтым флажком в руке. «Трак-тарарак», — стукнули колеса, и красная фуражка исчезла.

За станцией Заречная потянулась бескрайняя пойма Дона. По рассказам отца Сережа знал, что когда-то, до того как на Дону, у станицы Цимлянской, была построена плотина гидроэлектростанции, все пространство от Ростова до Батайска покрывалось в половодье водой. Дон тогда походил на море, волны бились в железнодорожную насыпь, и в сильный ветер на шпалы летели брызги. Теперь вода в половодье уходит в Цимлянское море, а на пути от Ростова до Батайска остались только частые озера.

Паровоз летел над этими озерами по длинным каменным мостам. Вода в озерах была неподвижной и просвечивала до самого дна. Сверху, из окна тамбура, были видны поросшие мохом валуны и густые изумрудные водоросли, устилавшие дно.

Это была восхитительная поездка! Но далеко ли от Ростова до Батайска? Всего каких-нибудь двенадцать километров… Не успели ребята насладиться путешествием, как зазвенели буфера и паровоз, недовольно шипя, словно нехотя, остановился. Можно было подумать, что паровозу тоже хотелось мчаться все вперед и вперед по задонским степям.

— Сережа, — сказал отец, — через тридцать пять минут мы поведем из Батайска в Ростов другой состав. Если хочешь, погуляй пока с товарищем где-нибудь недалеко от станции. А через полчаса приходите к этой водокачке. А чтобы не опоздать, возьми часы.

Он отстегнул часы и протянул сыну.

Мальчики вышли на привокзальную площадь. На ней было пустынно и тихо. Нежились в лучах осеннего солнца желтеющие акации. Пожилая мороженщица дремала на углу подле своей тележки. Приятели, не сговариваясь, посмотрели друг на друга.

— Купим? — спросил толстощекий Валерка и облизнулся.

— Купим! — решительно сказал Сережа.

Они порылись в карманах, посчитали свои медяки и купили по брикетику шоколадного мороженого.

У площади начинался прямой, как стрела, бульвар с молодыми деревцами. Низенькие беленые дома теснились справа и слева от бульвара. Ребята молча и неторопливо шли по бульвару, занятые мороженым.

— Валерка, — сказал вдруг Сережа, — а кем ты будешь, когда вырастешь?

— Машинистом! — не задумываясь, ответил Валерка и лизнул мороженое.

— И я! — сказал Сережа и тоже лизнул мороженое.

— А я раньше хотел быть космонавтом.

— Космонавтом тоже ничего.

— Но машинистом все-таки лучше.

— Ага.

— В космосе все-таки невесомость… Плаваешь по кабине, как рыба.

— Ага.

— А на паровозе сиди и смотри в окно.

— Ага… Но невесомость, Валерка, — это тоже здорово.

— Чудак! На паровозе тоже можно невесомость устроить, — подумав, сказал Валерка.

— Как?

— Ну, я не знаю как, но, если захочешь, наверно, можно… Если тебе, например, нужно свисток дать — поплыви по тамбуру и дерни за сигнал.

— Вот загнул! Зачем же на паровозе невесомость?

— Ну, просто так, — нерешительно сказал Валерка. — Чтоб облегчить труд машиниста.

— Этого не будет, — покачал головой Сережа. — А знаешь, что будет? На Марс полетят огромные-преогромные ракеты. А в ракете паровоз!

— Прилетел на Марс — и езжай на паровозе! — обрадованно подхватил Валерка. — Это ты хорошо придумал! Давай напишем предложение правительству?

— Правительство это и без нас знает.

— А может, забыли?… Только, я думаю, надо не про паровоз писать, а про развитие железных дорог на Марсе.

— А на Марсе нужны железные дороги?

— Еще как! Мы там разные рудники настроим, а кто будет руду перевозить?

Неизвестно, чем кончились бы космические мечтания двух приятелей, если бы на бульвар не выскочила плачущая девчушка лет восьми. За ней гнался долговязый мальчишка с хворостиной в руке.

Девчушка споткнулась и упала.

Долговязый мальчишка, злорадно усмехаясь, хлестнул ее хворостиной. Однако второй раз он не успел этого сделать, потому что Сережа выхватил хворостину из его руки и отшвырнул в сторону.

Долговязый ошалело посмотрел на Сережу.

— Тебе чего надо?

— А ты зачем на маленьких нападаешь? — гневно спросил Сережа.

Девчушка вскочила и исчезла в какой-то подворотне. Долговязый задиристо подбоченился.

— Откуда ты такой взялся?

— От верблюда! — сказал Сережа» принимая на всякий случай боевую стойку.

— А хочешь, верблюд, по зубам получить?

— Хочу, — сказал Сережа. — Ну, давай бей! Чего же ты не бьешь?

Но долговязый уже понял, что с двумя противниками ему не справиться.

— Чего вы на нашу улицу ходите?

— А мы совсем и не батайские! — сжимая кулаки, сказал Валерка.

— Из Ростова?

— Из Ростова! — с гордостью за свой город сказал Сережа.

Долговязый сделал два шага назад и вдруг завопил на всю улицу:

— Ребята, наших бьют!

И в ту же минуту на бульвар, гогоча и улюлюкая, вылетела ватага мальчишек.

— Бежим! — крикнул Валерка.

Но дорога на станцию была уже отрезана.

— Держи ростовских жуликов! — вопила ватага.

Приятели неслись