Книга Мороз и ярость - Лиззи Принс

со смехом откидывает голову назад, в то время как Престон похлопывает ее по руке, обернутой вокруг его плеча. Я знала, что была причина, по которой она мне не нравилась. Она злая.

— Удачи, — воркует Люсинда, а затем направляется обратно в шикарную часть дома, где она брала интервью у чемпионов.

Билли выходит на середину комнаты, улыбаясь, пока его взгляд скользит по каждому из нас. — Сегодня днем у меня для всех вас небольшой сюрприз.

Билли поднимает пульт и нажимает кнопку. Экран на дальней стене медленно опускается с потолка, и мы все обращаем на него свое внимание. Он совсем не похож на тот, что был в баре Джерри. Неожиданный приступ тоски по дому охватывает меня. Кто знал, что я буду скучать по «Дыре»?

Раздается мужской голос, эхом разносящийся по тренировочному залу. — Двенадцать чемпионов.

На экране появляется картинка. Это мы. Все мы. На экране начинают мигать фотографии всех двенадцати чемпионов. Изображения, которые, очевидно, были сделаны во время первого испытания, когда мы схватили наш талисман. Фотографии, на которых мы вчера сражались. У меня отвисает челюсть, когда появляются фотографии нас в детском возрасте. Как, черт возьми, они нашли мою детскую фотографию?

— Двенадцать испытаний, — снова гремит голос, и на экране начинают мелькать изображения древнегреческого искусства.

Здесь есть статуи и керамика, гобелены и картины маслом. Все они изображают разные вещи. По крайней мере, я так думаю, потом я замечаю общую нить. Мужчина, сражающийся со львом, мужчина с золотыми яблоками, мужчина, сражающийся с трехголовой собакой. Мне требуется время, чтобы сложить все кусочки вместе. Они показывают нам изображения испытаний Геракла.

— На этих юбилейных, десятых по счету, Олимпских Играх наши чемпионы будут решать двенадцать самых сложных задач. Приготовьтесь. Игры только начинаются.

ГЛАВА 15

Б

илли ухмыляется, медленно кружась по комнате, чтобы взглянуть на каждого чемпиона. Я рада, что ему нравится.

— Итак, начнем. — Билли бросает пульт на стол и выходит из комнаты.

Что это значит?

Стражники, одетые в свою типичную черно — золотую униформу, входят в комнату, держа в руках электрошокеры, которые они так любят.

— Все сюда, — кричит один из стражников, когда они выводят нас на середину комнаты. Меня немного тошнит от того, что со мной обращаются как со скотом.

Другие чемпионы перемещаются со своих мест по комнате, и я впервые хорошо разглядываю их наряды. Мода повсюду, черт возьми. Атлас первым ловит мой взгляд, и я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Он в гладиаторской юбке и с золотой нагрудной пластиной. Вот и все. На всеобщее обозрение выставлена вся его золотистая кожа, и я изо всех сил стараюсь не пускать слюни.

Его глаза ловят мои, когда мы идем к центру комнаты, затем опускаются вниз и медленно изучают мое тело. Моя кожа горит, и лиф этого нелепого наряда внезапно становится слишком тесным.

Грир подходит ко мне и толкает плечом. — У тебя что — то… вот тут. — Она вытирает уголок губы, а затем ухмыляется мне.

— Я не пускаю слюни. — Я хмурюсь, разглядывая ее наряд.

Она одета так же, как и я, в черные брюки из какой — то комбинации кожи и ткани. Они выглядят намного более эластичнее, чем мои, и, вероятно, более прохладными. Кто бы мог подумать, что в коже так жарко. На ней майка и один из тех доспехов на половину груди, которые заставляют меня вспомнить о стрельбе из лука. Я смотрю вниз на свою грудь, которая выпячена до невозможности, и завидую ее прикрытости.

— Почему половина из нас одета так, словно мы собираемся на костюмированную вечеринку? — Я ворчу себе под нос.

— Мы представляем наших богов. — Грир пожимает плечами.

— Я сомневаюсь, что у Ареса выставлено напоказ столько декольте.

Как только я это говорю, Джаспер проскальзывает с другой стороны от меня, и его взгляд опускается на мою грудь. Я хмуро смотрю на его наряд. Он одет в обтягивающую футболку с заплатками на локтях, светло — голубую рубашку на пуговицах и пару идеально свободных и подогнанных по фигуре джинсов. Он выглядит как горячий профессор.

— Я не знаю, он довольно сложен. — Джаспер ухмыляется.

Я фыркаю. Я не хочу, но, черт возьми, теперь я не могу перестать думать об огромных грудных мышцах Ареса.

— Тихо, — рявкает один из стражников.

Моя маска мгновенно опускается обратно на лицо. Что я делаю? Шучу? Мне нужно сосредоточиться.

— Держитесь! — рявкает стражник, который сопровождает нас повсюду.

Снова это происходит. Я кладу руку на плечо Джаспера, и Грир делает то же самое со мной. Куда нас теперь переносят? В этой гребаной одежде. Чувство, когда меня дергают за живот, становится знакомым, и в мгновение ока мы стоим в темном коридоре. Это ловушка? Что происходит?

Рев огромной толпы привлекает мое внимание. Мои глаза привыкают к внезапной темноте, и я осматриваюсь. Мы в холле, с одной стороны которого тяжелый черный занавес. Я поднимаю взгляд и нахожу блоки, канаты и круглую металлическую лестницу в углу, которая ведет к проходу. Они привели нас в театр.

Жрецы забиваются в темные углы и прислоняются к стенам. Прячутся и ждут, когда кто — нибудь нарушит одно из их правил или пока они не увидят что — то оскорбительное, что выведет их из себя. Это может быть что угодно.

Нервный парень в очках в темной оправе, которого мы видели ранее, появляется перед нашей группой и машет листом бумаги. — Вот что происходит. Фаддей назовет ваше имя, а затем вы выйдете на сцену, когда он будет представлять вас. На полу есть отметки с номерами. В каком бы порядке вас ни вызвали, это ваш номер. Так что, кто бы ни был первым, вы пройдете весь путь через сцену и встанете ближе всех к Фаддею. Поняли. Хорошо. — Он даже не останавливается, чтобы перевести дух, и сам отвечает на свой вопрос, прежде чем начинает подталкивать нас к краю сцены.

Он тихо говорит в наушники, а затем смотрит на сцену, как будто боится, что она загорится. Я понятия не имею, что происходит, поэтому стою сбоку от сцены, пытаясь заглянуть за занавес. Я почти ничего не вижу, кроме Фаддея, чьи волосы сегодня выглядят особенно блестящими. Он на противоположной стороне сцены от того места, где мы ждем. Он держит тонкий микрофон и сидит на краешке высокого стула.

— Вы готовы? — Фаддей ухмыляется, наклоняясь к толпе. Я не могу их видеть, но их реакция громкая