Книга Джони, оу-е! Или назад в СССР - Михаил Васильевич Шелест

«Двенадцать стульев»?

— И «Золотого телёнка».

— Ты, не погодам, развит.

— Роман Григорьевич, то, что я в девять лет прочитал «Голову профессора Доуэля» Беляева, не говорит о том, что я развит. Начитан, может быть, но не развит. Это разные вещи. Поэтому на ваше предложение я отвечу сразу отказом, чтобы между нами не было недомолвок.

Цыган покрутил головой.

— То, как ты строишь свою речь, говорит как раз-таки о твоём развитии. Ты развит не по годам.

— Может быть, но жениться пока не готов. Я предложил вашей дочери дружить домами.

Я улыбнулся его отображению в зеркале заднего вида, через которое мы с ним переглядывались.

— Хорошо, закрыли тему. Ты нас сегодня сильно выручил. Очень сильно. И меня спас от позора и дочь мою. Она бы, конечно этим ублюдкам в руки не далась, но и сама могла пострадать. Ты спас её, убив насильника.

— Убил? — скривился я. — Откуда известно?

— Э-э-э… У нас связи в милиции. Думаешь, дали бы нам в центре города торговать? Мне сразу позвонили. Они всегда звонят, если что случается. Спрашивают: видели, не видели, знаем, не знаем. Уголовный розыск… Мы говорим, если знаем. Сегодня спросили, я сказал, что не знаем кто убил. Сказали, профессионал какой-то. Спортсмен. Второй заявил, что взрослый спортсмен напал, одетый в спортивный костюм. Очевидцы взрослого не видели, а мальчишку видели. Несколько человек видело. Фоторобот составили. Вот.

Цыган протянул мне фотографию, с которой смотрел я. У меня внутри всё похолодело, сердце провалилось куда-то глубоко-глубоко.

— Не докажут, — вдруг осипшим голосом проговорил я.

— Поверить сложно, но можно. Чего только в этой жизни не было. Но, если что, можешь, смело говорить правду. Если, тебя всё-таки опознают и привлекут… За то, что вы убежали с места преступления вас не осудят. Дети… Испугались…

Я недовольно покрутил головой. Налип, таки… И ведь я специально бил именно «туда», куда очень больно, но не опасно. Ведь не мог я проломить височную кость средними суставами пальцев! Никак не мог. Затылкомон, вроде, не бился…

— От чего он умер-то? — спросил я дрожащим голосом.

Я никогда в жизни не убивал человека. В той жизни. А в этой, едва её начал — убил.

— От кровоизлияния в мозг. Порвался какой-то сосуд где-то в мозжечке.

— Вот, блять! — ругнулся я.

— Ты его один раз ударил?

— Да, что там ударил⁈ — возмутился я. — Отмахнулся. Когда он меня в грудь ударил, я в стену спиной стукнулся и головой немного… Затылком. Махнул рукой и попал куда-то. Даже кулак не сжат был до конца. Вот костяшки сбиты.

Я показал. Цыган искоса глянул.

— Боксёрский удар. Так боксёры бьют в перчатках. Драчуны так не бьют. Пальцы сломать можно.

— Ага, — подумал я. — Бью! Бьют! Ещё как бьют. Вот вам и пример. Я только кисть и успел напрячь. Недаром на кулаках отжимался. Недаром. А сустав среднего пальца немного распух и болит. Какая, нафик, сегодня игра на гитаре? Но обещал.

— Распух палец, гляжу, — хмыкнул цыган. — Знатно ты его приложил.

— А я вот не понял, — решил переключить разговор с себя любимого. — Вы сказали, что стучите на уголовку, а это разве по понятиям?

— То есть? Причём тут понятия и я? Я к уголовной ответственности не привлекался. Я, как ты сказал, чту уголовный кодекс.

— Но вы ведь цыганский барон? Авторитет…

— Ах, ты про это, — он покосился на перстень на правой руке. — Это разные вещи. Мы уважаемые люди в своём обществе, да. Бароны собираются вместе и решают возникшие между таборами проблемы. Кто-то жену себе украл, кто-то лошадь, подрались, то-сё… Много проблем. Вот приехали к вам, а тут другие цыгане, э-э-э, работают. Порешали… Они уехали, потому, что были не правы. А с милицией приходится делиться и деньгами, и сведениями. Своих мы не выдаём, чужих сам Бог велел. Не мы такие, жизнь такая.

— Понятно, — хмыкнул я, зная случаи, когда цыгане сдавали и чужих, и своих. Всех подряд, короче.

Цыган минут десять ехал молча, потом спросил:

— Что делать будешь?

— С чем? — «удивился» я.

— Ну, как с чем? Тебя же искать будут. И менты, и эти…

— Пусть ищут, — скривился я. — Я их сам первый найду. Сможете узнать данные заявителя: кто такой, где живёт, кто за него мазу держит[14]?

— Ты и такое знаешь⁈ Ты удивляешь меня всё больше и больше… И пугаешь даже. Поначалу — когда я тебе фото показал — ты испугался, было заметно, но сейчас ты спокоен, как удав, сожравший кролика.

— Ну, вот такой я! Что поделаешь⁈ — вспылил я, помолчал, потом извинился. — Прошу извинить. Вспылил!

— Ничего-ничего, — хмыкнул цыган. — Это даже хорошо, а то я уж подумал, что ты не ребёнок, а робот из фильма «Я роббот», видел такой?

— Не помню, — буркнул я. — Так поможете?

— Всё-таки — робот, — вздохнул цыган, перегнулся, достал из «бардачка» листок бумаги и передал мне.

— Фролов Максим Иванович, пятьдесят шестого, улица Русская… Понятно. Спасибо.

— Убьёшь?

— Да вы что! — воскликнул я. — Зверь я, что ли?

— Таня говорила, что они нескольких там, э-э-э, того, и убили. Да?

— Так этот и говорил, -буркнул я, обдумывая коварный план.

— Ты, это… Не переживай и не думай про него. Не будет он жить. Я сказал.

Последние два слова дались цыгану с трудом, и он их почти прохрипел. В зеркале я увидел лицо волка.

Татьяну мы подобрали в центре возле гастронома номер один на углу Океанского проспекта.

— Привет, — сказала она. — Чего такие оба надутые? Не поругались?

Кто бы что ни рассказывал о главенстве мужчины в цыганской семье, врут они всё. Женщина у цыган глава семейства. Думаю, когда-то у них был матриархат и многомужество. И амазонки, это, наверное, они. Говорят же, что где-то на Дону жили такие племена, состоящие из воинственных женщин. Предполагаю, это могли быть они.

— С чего бы нам ругаться? Мы думаем, как жить дальше? — сказал цыган.

— Что-то путное надумали? — она улыбнулась.

— Мы поняли, что жизнь прекрасна и удивительна такая, как она есть, — выдал я. — И надо радоваться тому, что нам дано.