Книга Русский авангард. И не только - Андрей Дмитриевич Сарабьянов

года), устроенная «Обществом свободной эстетики», и такая же выставки Гончаровой (март 1910 года) тонко демонстрируют ларионовскую режиссуру. Отметим, что это были первые персональные выставка русских художников-авангардистов, которые демонстрировали все разнообразие путей эволюции обоих мастеров. В дальнейшем они могли послужить образцом для послереволюционных экспозиций – в первую очередь для «Посмертной выставки картин» Розановой (1919) и персональной выставки Малевича (1920).

Карикатура на группу художников «Ослиный Хвост».

Журнал «Будильник». 1913

С выставки «Ослиный хвост» (11 марта – 8 апреля 1912 года) начинается полноценная кураторская деятельность Ларионова. Концепция выставки во многом направлена на противостояние с «Бубновым валетом», выставка которого закрылась за две недели до открытия «Ослиного хвоста». Если у «валетов», кроме русских, принимали участие французские и немецкие художники, то Ларионов приглашает только русских художников. Но у Ларионова была и другая кураторская задача – собрать группу художников-единомышленников, в которую вошли бы как известные мастера, так и молодые, начинающие художники.

Из известных, кроме Гончаровой и самого Ларионова, в выставке участвовали Татлин и Малевич. Каждый из них экспонировал почти по тридцать работ, что стало практически первой демонстрацией их достижений. А количество картин Ларионова и Гончаровой превысило сто десять. Это были их ретроспективные экспозиции в составе одной большой выставки, что также предусматривалось кураторской идеей Ларионова.

Другие известные – Шагал и Фонвизин – не определяли лицо выставки. Шагал, находившийся в это время в Париже, предоставил всего одну картину «Похороны» (в начале 1912 года она уже была показана на выставке «Мир искусства» в Петербурге). Фонвизин же просто потребовал снять свои работы из-за «принципиальных расхождений» с устроителями выставки (его позиция была отражена в прессе).

Илья Зданевич. Середина 1910-х

Для привлечения молодых художников Ларионов использовал все возможности. Большую помощь ему оказал Виктор Барт, призвавший к участию в «Ослином хвосте» Евгения Сагайдачного, Михаила Ле-Дантю и Кирилла Зданевича. Были привлечены и другие молодые из ларионовского круга – Николай Роговин, Иван Скуйе. Разнообразные художественные силы, конечно, создавали стилистическое и жанровое разнообразие выставки.

Уже на «Ослином хвосте» Ларионов предполагал выставить русские народные лубки, но осуществить задуманное ему удалось несколько позднее.

Одновременно с «Ослиным хвостом» в том же помещении Московского училища живописи, ваяния и зодчества была открыта экспозиция «Союза молодежи». Ее независимость всячески подчеркивалась, в том числе выпуском отдельного каталога. Никаких параллелей между двумя группами не проводилось и тем более речь не шла о единстве их позиций. Напротив, оба общества разделяло множество противоречий, о чем свидетельствует переписка художников Москвы и Петербурга, в которой царит атмосфера осторожности и подчас недоверия. Тем не менее выставки воспринимались как единый художественный проект, и вновь чувствовалась режиссерская рука Ларионова, который перед лицом «валета» явно хотел усилить позиции своего «хвоста» за счет петербургского «союза».

1-я выставка лубков, организованная Николаем Виноградовым. Московское училище живописи, ваяния и зодчества. 1913

После московских гастролей «Союза молодежи» Ларионов счел необходимым утвердиться в Петербурге. Он принял участие в четвертой выставке Союза (4 декабря 1912 – 10 января 1913 года) и показал там лучистский «Портрет дурака», что стало, вероятно, первой демонстрацией лучизма. Однако переговоры с Левкием Жевержеевым и другими членами «Союза молодежи» не привели ни к какому результату и идею петербургской экспансии Ларионов временно оставил. Однако на всякий случай показал на петербургской экспозиции «Мира искусства» (5 января – 10 февраля 1913 года) несколько своих работ, в том числе «Этюд лучистский».

«Изобретение» лучизма ознаменовало череду появления новых «-измов». И в этом Ларионов снова был первым.

Участие Ларионова в «1-й выставке лубка», организованной Николаем Виноградовым в Московском училище (19–24 февраля 1913 года), логично вписывалось в ларионовскую стратегию следования традициям иконописи и народного искусства. Ларионов коллекционировал русские лубки и иконописные (лицевые) подлинники. Они были представлены на выставке среди китайских и японских лубков из собрания Виноградова и французских – скульптора Ивана Ефимова. Экспозиция демонстрировала также лубочные картинки Гончаровой, чем подчеркивалась непрерывность традиции, идущей от народного искусства к «Ослиному хвосту». Ларионов также написал вступительную статью к каталогу выставки.

К моменту открытия «Мишени» Татлин, Моргунов и Малевич постепенно отделяются от Ларионова, но тот находит более выгодную замену – Илью Зданевича, своего и Гончаровой будущего биографа, умелого оратора и художника, склонного к теоретизированию.

На диспуте «Мишень» 23 марта 1913 года в Политехническом музее состоялось знаменитое выступление Зданевича с отрепетированной заранее мизансценой «Венера и башмак», которая вызвала восторг и одновременно недовольство публики, и драку с вызовом пристава. Об этом Ларионов писал Зданевичу: «Наше дело с Вами насчет диспута в Москве продолжает быть темой разговора. Дело передано мировому. Значит будет еще сенсационный процесс. Пока все идет великолепно».

Выставка «Мишень» открылась в Художественном салоне на Большой Дмитровке на следующий день, 24 марта. Там же Ларионов устроил «Выставку иконописных подлинников и лубков». Кроме разнообразных лубков – русских, китайских, японских и французских (из собраний Ларионова, Виноградова и А.И. Прибыловского), демонстрировались детские рисунки.

В предисловии к каталогу «Мишени» Ларионов писал: «“Мишень” является последней из задуманного в 1911 году цикла: Бубновый валет (первая выставка, а не общество), Ослиный хвост, Мишень. <…> Следующие выставки не будут носить названия и будут нумероваться, начиная с 4-го номера».

Если «Ослиный хвост» был триумфом неопримитивизма, то на «Мишени» царило разностилье – и лучизм, и неопримитивизм, и кубофутуризм. Существенную часть выставки составили художники-самоучки, и в первую очередь Нико Пиросмани, незадолго до того открытый братьями Зданевичами и Михаилом Ле-Дантю в Тифлисе. Включение самоучек было для Ларионова принципиальным решением, которое соответствовало его призывам к «признанию всех стилей», «стремлению к Востоку» и «национальному искусству». В одном из интервью того времени он говорил: «Нам ближе простые нетронутые люди». Именно тогда Ларионов заложил основы всёчества.

План дальнейшей экспансии поражает продуманностью и профессионализмом. Ларионов мыслит современными нам категориями и добивается нужных ему результатов. Он подходит к вопросу организации выставок с позиций опытного бойца, который заранее знает, куда будет направлен его следующий удар.

К открытию «Мишени» выходят в свет две брошюры, которые распространяются на выставке. Одна – «Лучизм» Ларионова – посвящена созданному им новому направлению живописи. Другая – «Принципы кубизма и других течений живописи всех времен и народов» Александра Шевченко. Столь многообещающее название выглядело несколько странно и, видимо, было инициировано самим Ларионовым.

В июле 1913 года издательское «наступление» Ларионова было усилено двумя изданиями: сборником «Ослиный хвост и Мишень» и монографией «Наталия Гончарова. Михаил Ларионов», написанной неким Эли