Книга Синдром Кандинского - Андрей Васильевич Саломатов

в смысле, — ответила Вера. — Иди с хозяйкой разбирайся.

— Да, — сказал Антон, — пора. Спасибо, что приютила. Отвернись, пожалуйста. Я эксгибиционист со знаком минус, стеснительный то есть…

— Ох, этого я вашего не видала, — фыркнула Вера.

— Да, видала, наверное, — ответил Антон, — но мне от того не легче, я стесняюсь.

Антон натянул на себя все ещё сырую одежду, провел ладонями по груди и животу, разглаживая на сорочке образовавшиеся складки, а затем подошел к Вере, привлек её к себе и сказал:

— Спасибо, извини, если что не так.

— Да ладно уж, иди, — сказала Вера, убирая его руку со своей шеи. Погоди, я посмотрю, где хозяйка. Не хочу, чтобы она видела, как ты выходишь отсюда. — Вера выглянула в окно и махнула рукой. — Давай уходи.

— Да, будь добра, — попросил Антон, — возьми мою коробку, я, может, ещё зайду за ней. А то куда мне её сейчас?

— Ладно, — согласилась Вера и подтолкнула Антона к двери.

На улице было жарко. Грязные облезлые цыплята одурело бродили по чисто выметенному двору и что-то склевывали с горячих бетонных плит. Антон подошел к своим вещам, достал из коробки две бутылки шампанского, положил их в кейс, а парчовый белый галстук снял и намотал себе на шею. В этот момент из дома появилась хозяйка. Лицо у неё было строгим и непроницаемым, как у следователя при исполнении служебных обязанностей. Она пересекла двор, подошла к Антону и протянула ему паспорт, из которого виднелся краешек розовой купюры. Антон молча забрал паспорт, сунул его в нагрудный карман и, не попрощавшись, пошел к калитке.

— Я наркоманов не держу, — беззлобно сказала ему в спину хозяйка.

— Я это уже понял, — не оборачиваясь, ответил Антон. — Только в чужих вещах копаться не надо.

— Я не копалась, — неожиданно остервенела хозяйка. — Я убирала комнату! Я здесь хозяйка! Скажи спасибо, что в милицию не заявила.

— Спасибо, — ответил Антон.

— Жить надо по-человечески, тогда выгонять не будут, — крикнула она вдогонку. — Иди-иди откуда пришел, а я наркоманам не сдаю. Вон, у нас случай был…

Антон хлопнул калиткой и, постояв у забора пару секунд, пошел по направлению к морю.

Идти было неприятно. Антон не привык и не любил ходить босиком. К тому же после вчерашнего купания у него болели мышцы, а в носоглотке ощущалось какое-то подозрительное свербение. Охая и приседая на каждом незамеченном камешке, он вполголоса ругал хозяйку, придумывая ей самые изощренные пытки. Впрочем, делал он это рассеянно и беззлобно, скорее для того, чтобы как-то занять себя, отвлечься от главного: ему надо было решать, что делать дальше. Он вспомнил об Амиде, который так легкомысленно дал обет не достигать состояния Будды до тех пор, пока все люди не смогут возродиться в Чистой земле, и подумал, что мир скверны скорее всего вечен, и все же он попытается приблизить спасение героического Амиды и бросит стерилизатор в болото. После этого Антон рассмеялся и, несмотря на то что ему было очень плохо, почувствовал некоторое облегчение.

Уступив дорогу двум загорелым молодым девушкам в шортах и маечках, Антон поймал на себе их насмешливые взгляды и вдруг почувствовал себя ущербным перед этими благополучными, уверенными в себе курортницами. Ему захотелось загорать, как и все, на пляже, ходить на гору в лес, который отсюда, снизу, казался густым голубоватым лишайником. А затем, вернувшись в город, сидеть над берегом в кафе, лениво есть мороженое и говорить о том, сколько в универмаге стоит постное масло или мороженые креветки. Он понимал, что все это для него безвозвратно ушло и тоскует он не по пустым разговорам и хлопотам, которые всегда и для всех легко достижимы, если соблюдать до отвращения простые правила игры. Понимал, что подобная ностальгия — штука коварная, и всякое возвращение к прошлому чревато лишь новыми разочарованиями. Но, за неимением другого опыта, жалеть ему больше было не о чем, к тому же он себя неважно чувствовал. Антона слегка трясло и подташнивало, а укол избавил бы его от всех этих болезненных ощущений. Дабы не испытывать судьбу, Антон решил немедленно утопить стерилизатор в болоте. Подобрав по дороге половинку кирпича, он дошел до загаженного канала, вода в котором по цвету и консистенции напоминала нефть, и сев на корточки, раскрыл кейс. Резиновым жгутом Антон крепко прикрутил стерилизатор к кирпичу, завязал жгут на два узла и, убедившись, что поблизости никого нет, бросил его в черную, покрытую ряской жижу.

На пляже Антон бесцельно побродил по горячему песку, посидел на сломанном стуле открытого кафе, которое днем почему-то всегда было закрыто и оживало только ближе к вечеру. Посидев в тени, Антон двинулся дальше, а когда ему надоело жариться на солнце, свернул под деревья и вскоре дошел до рынка.

Обилие продуктов на прилавках напомнило Антону, что он давно ничего не ел. Тогда он залез в задний карман брюк и убедился, что деньги на месте.

В уличном кафе, где вместо стульев и столов стояли тяжелые, отполированные задами колоды, жарили шашлык, и дым из жаровен гулял по всей округе, заставляя прохожих принюхиваться и вертеть головами.

— Побывать на Кавказе и не поесть шашлыка, — сказал себе Антон, — это все равно, что лечь с девой и… — Не закончив фразы, Антон рассмеялся и добавил: — Ну уж, шашлыку-то я точно поем.

Взяв два шампура с дымящимся ароматным мясом, Антон тут же решил, что погорячился — такого количества мяса он не осилил бы даже в былые времена, когда имел привычку есть по три раза в день.

Шашлычник предложил ему взять водки, но Антон отказался, сославшись на жару.

— Тогда возьми вина, — не отставал тот. — Шашлык без вина — обычное мясо.

— Я не пью, — поморщившись, ответил Антон. — И не курю.

— Молодец. Долго жить будешь, — равнодушно сказал шашлычник и, потеряв к клиенту всякий интерес, занялся своими делами.

Антон устроился в тени под стеной. Он вертикально воткнул один шампур в колоду, а за второй принялся с энтузиазмом, достойным великого обжоры Гаргантюа. Он громко и смачно чавкал, закатывал глаза от удовольствия, сопел и даже постанывал перед тем, как проглотить разжеванный кусок.

Взявшись за второй шампур, Антон решил немного передохнуть, тем более что первый голод он уже утолил, и теперь можно было не спеша наслаждаться всем сразу: относительной прохладой буквально в метре от дымящегося асфальта и беспощадного солнечного света, приятным чувством занятости, тем более что всего пятнадцать минут назад он не знал, куда себя деть, и даже некоторым отупением, наступившим благодаря съеденному шашлыку. Он перестал так остро ощущать драматическую