Книга Малиновский. Солдат Отчизны - Анатолий Тимофеевич Марченко

в оккупации. Что с ними, что с сыном — не знаю...

— Да, сурово обошлась с вами судьба. — Он помолчал. — Знаете, Раиса Яковлевна, что сейчас для вас самое важное? Не терять надежды. Найдутся ваши близкие.

— Этой верой и живу.

— А как же вы здесь оказались? — после паузы поинтересовался Родион Яковлевич.

— Когда из Ленинграда эвакуировали, по Дороге жизни, я в Грозный попала. А оттуда с нашими войсками ушла. Часть в окружении оказалась, едва выбрались. Вышла я вдвоём с одним лейтенантом, так мы поневоле и стали разведчиками. Высмотрели у немцев батареи, полевой аэродром и в штаб передали. — Рая передохнула, взглянув на Малиновского, чтобы понять, слушает ли он её. Она вдруг рассмеялась — выпитые сто граммов сделали её смелее: — А знаете, товарищ командующий, какой самый счастливый момент у меня был, когда из окружения вырвалась?

— Нет, конечно.

— Встретился мне солдатик, с полевой кухни шёл. В руке — котелок с кашей. Перловой. А у меня от голода аж скулы свело. Смотрю я на эту кашу, и слюнки текут. Ну, солдатик понял, что к чему, и говорит: «Хочешь каши?» Я и ответить не могу. А он уже мне котелок протягивает. Схватила я этот котелок и плачу, слёзы в котелок... А солдатик и говорит: «Чего ты, дурёха, плачешь. Повар-то кашу без твоих слёз уже посолил». Никогда в жизни я так не рыдала, как над тем котелком с кашей, честное слово.

— Да вы успокойтесь, Раиса Яковлевна. — Малиновского растрогал её нехитрый рассказ.

...Когда застолье было закончено, Родион Яковлевич тепло попрощался с Раей, сказав ей на прощанье:

— Удачи вам, Раиса Яковлевна. На всех жизненных фронтах. — Он помедлил и сказал почти требовательно: — И не пропадайте надолго. Прошу вас...

19

Однажды утром в Апостолово, недавно отбитом у немцев, Рая внезапно оказалась в непростой ситуации. Девушка, типичная южанка, стояла на крыльце большого дома, а вокруг неё столпились несколько бойцов в плащпалатках и с автоматами. Один из них, здоровенный, рыжий, по всему видно — сибиряк, был настроен особенно агрессивно.

— А ну поди сюда, немецкая овчарка! — повторял он, размахивая руками.

Его пыталась образумить пожилая женщина, похоже, хозяйка дома:

— Чего ты напал на дивчину? Она немцам не продавалась! Все были бы такие честные, как она! И не трожь её, а то возьму кочергу да по башке!

Девушка держалась стойко и, вместо того чтобы звать на помощь, огрызалась:

— Если я овчарка, то ты пёс паршивый!

Услышав эту перепалку, Рая подбежала к крыльцу и накинулась на рыжего:

— А ну прекрати! Откуда ты знаешь, кто она такая и как себя вела в оккупации?

— А то разве не видать? Вон какая краля! Неужто немцы её пропустили?

— Ты не следователь и не трибунал! Не смей творить самосуд!

— А ты кто такая? — ощерился рыжий. — Всё понятно, братцы, одна сука другую защищает!

Разгневанная Рая выхватила из кобуры пистолет:

— Ещё одно твоё поганое слово...

— Да я тебя, курву... — Рыжий начал стаскивать с плеча автомат.

Девушка спрыгнула с крыльца и вцепилась в рыжего. Подскочившие бойцы, с трудом утихомирив своего товарища, увели его.

Рая взглянула на незнакомку повнимательнее. Перед ней стояла Кармен, словно сошедшая со страниц Мериме[4]. Стройная, тоненькая, как тростинка, с гривой чёрных волос.

— Спасибо вам, вы меня спасли! — Девушка благодарно посмотрела на Раю. — Подумать только: под снарядами, под бомбами уцелела, а тут от руки какого-то гада...

— Что поделаешь, — улыбнулась Рая, — его тоже можно понять. Но с людьми так, без разбору, нельзя. А то ведь всех, кто был в оккупации, можно под немецких овчарок и прихлебателей подвести. Ладно, давайте знакомиться. Меня зовут Рая Кучеренко.

— А меня Катя. Катя Ставицкая, — охотно откликнулась девушка. — Я понимаю. Нам, тем, кто здесь оставался, наверное, долго не будут верить. А как доказать свою невиновность? Не знаю...

— Постепенно всё встанет на свои места, — ободряюще сказала Рая. — Сейчас главное — немчуру со своей земли вышвырнуть.

— Да-да, конечно! — закивала Катя. — А вы заходите к нам. Чаю хотите? А хотите, так ночуйте в нашем доме, мы будем рады. Вы здесь надолго?

— Несколько дней, наверное, пробудем, а там кто знает, это командирам решать.

Вместе с Катей Рая вошла в дом. Сразу бросалось в глаза, что жили здесь бедновато, но радовала чистота в комнатах и скромный уют.

Хозяйка, назвавшись Оксаной Семёновной, поставила на стол, накрытый холщовой скатертью, чайник и чашки с блюдцами. Рая вынула из своего вещмешка консервы и галеты.

— Ох и ждали мы вас, кабы вы только знали, как ждали! — тихо заговорила хозяйка. — Отчаялись уже, думали, что во веки веков немца с нашей земли не прогнать. Ан нет — наша берёт!

— Да, наша берёт, — подтвердила Рая. — Теперь не на восток — на запад двигаем. Наступать вот только тяжко: сплошь распутица!

— И не говорите, — вздохнула Оксана Семёновна.

— А немцы туточки ещё как завязли! — оживлённо добавила Катя. — Там, за околицей, вся их техника — в два ряда, по самые ступицы. Да вот и нашим достаётся...

После чая Катя повела Раю в соседнюю комнату поболтать.

— Мы сами-то нездешние, — начала она свой рассказ, не ожидая вопросов Раи. — Родичи нас здесь приютили.

— Ты не одна?

— Нет, со мной мама, две младших сестрёнки и братик, самый меньший. Мы беженцы, из Нальчика.

— Какие же вы беженцы? — удивилась Рая. — Беженцы — те, что на восток уходили. Ведь и в Нальчике были немцы, и здесь вы к ним попали.

— Так это всё моя мама. Когда немцы Нальчик взяли, она за меня страсть как испугалась. Там все знали, что я комсомолка и пионервожатой была. Мама боялась, что донесут, она же видела, как немцы коммунистов и комсомольцев расстреливают, вешают. А здесь, в Апостолово, у нас родичи со стороны отца. Он погиб ещё в сорок первом.

— И как вам удалось сюда пробраться? Не близкий свет.

— Нам и самим не верится, — подтвердила Катя. — Маме ещё кто-то в Нальчике сказал, что, мол, с Украины в Германию не угоняют, вот она и поверила.