Книга Мотылек и Ветер - Ксения Татьмянина

— Спасибо.

Хотела добавить «мне все равно на деньги», но решила, что лучше Катарине ничего не доказывать. Пусть думает, как хочет, а я чуть позже переведу ей все, что прислал Август, — заслуженно.

Мой пограничник

Мы договорились с Юргеном встретиться в его «окно» между работой и пограничным дежурством в южном районе. Час мы могли погулять, поговорить, провести время вместе, а после — он должен был до шести утра курсировать в театральном парке, — место удобно тем, что рядом целых три хода, есть где посидеть, есть общественные кабинки туалета и до десяти работал киоск «Улитка» с выпечкой и напитками.

Когда вышла с монорельса, уже огляделась — до встречи десять минут, и Юрген мог прибыть раньше, как и я: выйти с другого маршрута, стоять на перекрестке, я бы тогда его догнала и к «Улитке» дошагали бы вместе. Но нет — не увидела. Сама встала на светофор, на пешеходке, готовясь перейти улицу и зайти в ворота парка. За время ожидания подкатил еще один маршрут, новые приезжие, и я вгляделась в выходящих. Опять нет, но…

Мелькнуло знакомое лицо. Ноги уже унесли на другую сторону, а мысль с опозданием начала перебирать варианты — кто это и откуда знаю парня? Молодой человек, с характерным прищуром и прямыми русыми волосами. Стрижен по-славянски, глаза голубые, брови светлые, чуть выше меня по росту. Я отошла в сторону, задержавшись у дороги и стала выглядывать знакомого незнакомца издалека. Нашла. Парень никуда не шел, а был в стороне от толпы, у газетного киоска, стоял и точно также смотрел на меня. Не сильно большое расстояние, — можно различить, что не в мою сторону, а именно на меня.

Проехал монорельс, несколько вагонов на секунды скрыли его. И тогда я вспомнила — пограничник. Мой личный, тот, что сказал: «На сообщение ответь», втянул внутрь остановки, а потом коснулся руки, возвращая мне ощущение реальности. А он меня помнит, узнал?

Едва преграда проехала и мы снова пересеклись взглядами, я приложила правую руку к груди, закрыла глаза и чуть склонила голову — в жесте глубокой благодарности за спасение. Он ответил тем же, с достоинством, с принятием моего «спасибо» и пониманием — как пограничник пограничника. Улыбнулся.

И я задумалась — ведь нас люди не помнят. Мы можем повлиять на них своими словами и действиями, но они нас не «замечают» по-настоящему, и не остановят потом посреди улицы с вопросами: «А как ты в мою квартиру тогда попала? А как ты знала, что сказать? А ты кто вообще?!». Я не забыла о нем, потому что мы оба служим? Он знает, что я его коллега по призванию, только из другого района?

Переходить дорогу не стала. Знакомиться с ним тоже. Если когда-нибудь увижу на общем собрании, не знаю — подойду ли, скажу ли «спасибо» вслух. Пока так.

Юрген чуть-чуть опоздал, — минут на пять.

Поцеловал коротко, как приблизился, приобнял за талию. Скромно, аккуратно, но ладони сразу не убрал — а скользнул, словно прощупывая:

— Утеплилась? Под пальто тоже обновка?

— Свитер купила, как договаривались, а шарф и перчатки Катарина подарила.

— И как ты умудрилась с ней общий язык найти? Она же славится неприязнью ко всем женщинам как виду, про каждую слухи распускает, грязью поливает, стервит и не общается принципиально. Ее помойкой пограничницы и прозвали, не только ваши, но и с других районов.

Я пожала плечами, и вдруг попросила:

— Расскажи мне про «Красный лак» и год в «Пилигриме» — что ты про нее такого знаешь?

— Нет. Тайна не моя, извини. Если тебе важно, спроси у самой Катарины.

Я внимательно посмотрела в лицо Юргену, в его светло-карие ореховые глаза, и не увидела неуверенности в его «нет», и ни капли вины.

— Ты меня что, на безотказность проверяешь?

— Да.

— Разочарована?

— Наоборот. Я хотела услышать именно это.

Юрген сделал несколько шагов в сторону, и увлек меня от павильона — под каштан, в сумерки парка, подальше от света и прохожих:

— Что ты мне еще приготовила? Где моя арена испытаний, чтобы я заранее продумал стратегию?

Попытка веселый тон переделать под строгий не удалась. Я во всем чувствовала, что он счастлив и воодушевлен. Юрген звенел, как струна, и резонировал в пространство своим счастьем.

— Ничего я не приготовила. С языка сорвалось…

— Ирис, я не смогу себе изменить даже тебе в угоду. Люблю тебя до безумия, но все-таки по-человечески, а не как фанатик.

Опять меня окунуло в нескромное блаженство от слов. Он шепнул «Моя» и поцеловал.

А если я его никогда не полюблю так, как он этого заслуживает? Не дорасту до взаимности такой же сильной, — что будет? Он примирится и продолжить со мной жить, зная, что сердцем так и не открылась, что любимым он так и не стал? Я не смогу. Сама уйду, не стану травить надежду и так будет честно. Только…

Мне понравилось его «нет». Понравилось проявление характера, и Юрген стал на шаг ближе. Подкупала не его любовь, которая грела сердце, а он сам — будто разглядела черту и влюбилась в нее. Одну черточку из многих черт. Моя надежда окрылилась новым перышком — буду его любить. Даже если мир перевернется, и он остынет, я, кажется, буду его любить.

— Есть хочешь?

— Хочу.

— Скажи еще раз.

— Очень хочу!

Из укрытия пришлось выходить. Я выбрала пирожков, выбрала стаканчик какао и маленький шоколадный батончик с помадной начинкой. Себе он набрал на свой вкус, и мы ушли на дальнюю лавочку к памятнику, чтобы не мешать никому и спокойно поговорить. Я спросила Юргена о работе, но он махнул рукой:

— Все в штатном режиме. Просидел смену в процедурном, все скучно и просто. Весь внимание по пограничным делам, так что ты рассказывай. Как твой день?

— Была у старосты, встречалась, как уже знаешь, с Катариной… у нее тоже сигнал не стандартный. Ты не успел у Германа спросить, не звонил ему?

— Нет. Я лично спрошу, я же с ним дежурю. Хотел даже вас познакомить сегодня, но он ни в какую — застрял на остановке. Говорит, к шести ровно подойдет к первой аллее, а новые люди — в другой раз при всем уважении.

— Так это Герман!? Светловолосый такой, стрижка под горшок, глаза голубые. Я его видела…

— Он тоже о тебе заочно знает. Я однажды рассказал ему, что ты есть.

— Я есть?

— В смысле… — немного замялся Юрген. — Он не то чтобы мне закадычный друг. Герман нелюдим, малообщителен, мы больше обсуждаем какую-нибудь теорию из «кристалла», чем за жизнь разговариваем. У нас на том интерес и сошелся, оба фанаты цикла, ни одного нового романа не пропускаем. Но о тебе, о личном, я один раз сболтнул.

Как интересно переплелись события. Мы связанная четверка, мы не просто так попали на сбои и я уверена, что и у Германа вызов ловится не в месте яремной ямки. Где конкретно — уже не важно, чтоб бы ни выяснил Юрген.