Книга Тайна поместья Горсторп - Артур Конан Дойл

– Вы уже убедились в том, – сказал лектор, – что объект гипноза полностью подчиняется воле гипнотизера. Он не властен над своими поступками, и даже мысли, которые его посещают, внушены ему господствующим разумом. Такого результата можно достичь и без предварительной подготовки. Воля, когда достаточно сильна, способна, не опираясь ни на что, кроме собственной мощи, подчинить себе импульсы и действия обладателя более слабой воли, причем даже на расстоянии. Если у одного человека воля будет развита значительно сильнее, чем у всех других представителей рода человеческого, то ему ничто не помешает повелевать своими собратьями, низведя их до состояния автоматических кукол. Такая катастрофа, по счастью, маловероятна, ибо наши умы приблизительно равноценны друг другу по своей силе, вернее, по своей слабости. Однако небольшие различия все же существуют, и даже в этих пределах они способны производить удивительный эффект. Сейчас я выберу из присутствующих в зале одного человека и постараюсь только лишь силой своей воли заставить его подняться на сцену, чтобы сказать и сделать то, чего я пожелаю. Позвольте мне вас заверить: никакого сговора здесь нет, и тот, кого я выберу, волен всячески сопротивляться любому импульсу, который я ему внушу.

С этими словами лектор подошел к краю сцены и принялся изучать первые ряды партера. Смуглая кожа и блестящие глаза Каулза сразу же привлекли внимание месмериста: несомненно, сочтя такую внешность признаком нервического темперамента, он устремил на моего друга пристальный взор. Тот удивленно вздрогнул, а затем прижался к спинке кресла, выражая намерение противостоять влиянию гипнотизера. Имея вполне заурядную форму черепа, Мессингер, однако, обладал исключительной силой и проницательностью взгляда. Под этим взглядом Каулз сперва сделал несколько судорожных попыток ухватиться за подлокотники, привстал и с видимым усилием снова сел. С величайшим интересом наблюдая эту сцену, я невольно обратил внимание на лицо мисс Норткотт. Она сидела, не сводя с гипнотизера глаз, и черты ее выражали такое напряжение сил, какого я еще никогда ни у кого не видел. Зубы были стиснуты, губы сжаты. Вся она сделалась твердой, как прекрасная статуя из белоснежного мрамора. Глаза посверкивали холодным светом из-под сведенных бровей.

Я опять перевел взгляд на Каулза, ожидая, что он наконец встанет и начнет исполнять желания месмериста, но вдруг со сцены раздался короткий вскрик человека, совершенно измученного долгой борьбой. Облокотившись о стол, Мессингер подпирал голову рукой. По лицу струился пот.

– Не могу продолжать! – воскликнул он, обращаясь к аудитории. – Моей воле противодействует чья-то воля, еще более сильная. Прошу меня извинить.

Этот человек был, очевидно, нездоров. Занавес опустился, зрители рассеялись, обмениваясь замечаниями о произошедшем. Выйдя из зала, я стал дожидаться появления своего друга и его спутниц. Оказалось, неудача гипнотизера рассмешила Каулза. Тряся мою руку, он ликующе вскричал:

– Похоже, Боб, я доктору Мессингеру не по зубам! На этот раз он получил решительный отпор!

– Да, – согласилась мисс Норткотт, – по-моему, Джек должен гордиться силой своего разума. Не так ли, мистер Армитедж?

– Но мне пришлось нелегко, – сказал Каулз серьезно. – Вы себе не представляете, какое странное ощущение возникло у меня раз или два, пока все это продолжалось. Я чувствовал себя совершенно обессиленным, особенно перед тем моментом, когда доктор Мессингер сдался.

Вместе с Каулзом я проводил дам до дома. Он шел впереди с миссис Мертон, а я оказался рядом с его невестой. Минуту или две мы шагали молча, а потом я вдруг выпалил так внезапно, что она, наверное, сочла меня грубым:

– Это сделали вы, мисс Норткотт.

– Я вас не понимаю, – возразила она резко.

– Вы загипнотизировали гипнотизера. Так, пожалуй, следует назвать ваш поступок.

– Какая странная идея! – засмеялась мисс Норткотт. – Стало быть, вы считаете, что у меня очень сильная воля?

– Да, – сказал я. – Сильная и опасная.

– Что же в ней опасного? – удивленно спросила моя спутница.

– По моему мнению, – отвечал я, – любая воля, способная выказывать такую силу, опасна, поскольку всегда может быть использована с дурной целью.

– Послушать вас, мистер Армитедж, так я просто чудовище, – сказала мисс Норткотт и вдруг посмотрела мне в лицо. – Я вам никогда не нравилась. Вы в чем-то меня подозреваете и относитесь ко мне с недоверием, хотя повода я вам не давала.

Это обвинение было настолько неожиданно и настолько справедливо, что я не нашелся с ответом. После короткой паузы мисс Норткотт твердым и холодным голосом продолжила:

– Не позволяйте вашим предубеждениям становиться на моем пути. Если скажете вашему другу мистеру Каулзу нечто такое, отчего между мной и им возникнет размолвка, увидите, что избрали очень неверную тактику.

В том, как были произнесены эти слова, ощущалась угроза и я ответил:

– Мешать вашим планам на будущее я не властен. Однако если учесть все увиденное мной и услышанное, то мне трудно не бояться за моего друга.

– Бояться? – повторила мисс Норткотт презрительно. – Что же вы такое увидели и услышали? Вероятно, вас просветил мистер Ривз, с которым вы, полагаю, приятели?

– Вашего имени он не упоминал, – ответил я, не солгав. – Как бы то ни было, с прискорбием сообщаю вам, что он умирает.

В тот момент мы проходили мимо освещенного окна, и я заглянул в лицо своей спутнице, желая увидеть, какое действие произвели на нее мои слова. Они ее позабавили! В этом не приходилось сомневаться. Она тихо смеялась сама с собой. Каждая черта ее лица выражала радость. С той минуты я стал испытывать еще больший страх перед этой женщиной и еще большее недоверие к ней, чем когда-либо прежде.

На протяжении оставшегося пути мы почти ничего не говорили друг другу. При прощании мисс Норткотт метнула на меня быстрый угрожающий взгляд, будто хотела напомнить мне о своих давешних словах. Ее предостережение не остановило бы меня, если бы я только знал, чем помочь Бэррингтону Каулзу. Но что я мог ему сказать? Что прежних поклонников его невесты постигла печальная участь? Что я считаю эту женщину жестокой? Что она, на мой взгляд, обладает удивительными, почти сверхъестественными способностями? Какое впечатление произвели бы на моего друга такие упреки в адрес возлюбленной? Чем ответил бы мне его пылкий темперамент? Сознавая свое бессилие, я молчал.

Теперь я подхожу к началу конца. Многое из того, что я говорил до сих пор, было основано на подозрениях, домыслах и слухах. Далее я, хоть это и тяжело, постараюсь как можно беспристрастнее и точнее рассказать о событиях, которые разворачивались на моих глазах и за которыми последовала смерть моего друга.

В конце зимы Бэррингтон Каулз сообщил мне о своем намерении жениться на мисс Норткотт в ближайшее время, вероятно уже весной. Денег он, как я упоминал, получал достаточно, молодая леди тоже располагала кое-какими средствами, поэтому необходимости в долгой помолвке не было.