Книга Романовы - Надин Брандес

Я отнесла ее Харитонову. Он трудился в крошечной кухоньке, где нам иногда разрешали готовить.

– Спасибо, Настя. Не хочешь сегодня помочь испечь хлеб?

Мне всегда нравилось помогать с выпечкой хлеба – хоть какая-то возможность приносить пользу. Как будто именно я обеспечиваю свою семью. Это помогало верить, что когда-нибудь я сумею выжить в деревенском доме, как простая работящая девушка.

– Да, с удовольствием. – Я разгрузила корзину с едой, выложила яйца на стол, а бутылку молока поставила к окошку, где было прохладнее. Достала продолговатый сверток, запакованный в плотную ткань. Внутри лежала буханка ржаного хлеба.

– Думаю, сестры прислали немного.

Густые брови Харитонова поползли вверх.

– Обычно нам не присылают хлеба.

– Верно, или он не всегда доходит до нас. Полагаю, его забирает Авдеев.

Я поднесла хлеб к носу и понюхала. Не теплый, но очень свежий. Скорее всего, испекли сегодня утром. Я слегка сжала буханку, чтобы услышать хруст корочки, как учил меня Харитонов, но под моими пальцами хрустнуло что-то более плотное. То, что я приняла за складку на ткани.

Я сбросила ткань с хлеба, и маленький квадратик бумаги упал на мою ладонь.

– Что… что это такое?

Я развернула бумагу и обнаружила записку, написанную по-французски красными чернилами.

При взгляде на письмо мое дыхание участилось. Сердце заколотилось от слов, которые я узнала, вроде друзья и час настал. Подписи не было. В конце было только: «От того, кто готов умереть за вас. Офицер Белой армии».

Это письмо оказалось спасением.

12

– У Ольги самый лучший почерк. – Татьяна склонилась над письмом так же осторожно, как раньше ухаживала за ранеными русскими солдатами. – Она должна написать ответ.

Моя семья окружила записку, перечитывая ее снова и снова. В письме офицера говорилось, что Белая армия находится всего в восьмидесяти километрах от Екатеринбурга. Что нам следует прислушиваться к любому движению снаружи – ждать и надеяться, быть готовыми в любое время суток. Нас просили прислать план расположения комнат, спрятав в бутылку из-под сливок. Наше спасение было не за горами!

Не стоило слишком погружаться в возможное будущее – мечтать о тихой жизни нашей семьи в небольшом домике. Папа будет пилить дрова, я – работать с магическими чернилами, чтобы создать слова, которые вылечат Алексея…

Доктор Боткин быстро набросал на обороте карту, потому что у него была самая твердая рука, и Ольга написала короткий ответ по-французски, под папину диктовку.

Все наши окна заперты, а Алексей слишком болен и не способен передвигаться самостоятельно. Нельзя рисковать, пока не будет абсолютной уверенности в исходе. Мы почти всегда находимся под надзором.

Мы не могли позволить себе неудачную попытку. Кем бы ни оказался этот белый офицер, его план должен быть безупречным. Надежным. Безопасным.

Ему повезло, что я разбираюсь в таких вещах.

Три дня прошло без ответа. Мы носили одежду с зашитыми в швы драгоценностями, и все, кроме мамы, дежурили по ночам, прислушиваясь к любым необычным звукам. Охранники почувствовали наше напряжение.

– С вами все в порядке? – спросил Иван у Марии во время прогулки по саду. Он казался действительно обеспокоенным.

– Когда вас запирают в доме, это накладывает свой отпечаток, – тихо ответила она.

Еще через два дня мы получили ответ. На этот раз папа прочел записку первым, но, дойдя до конца, покачал головой.

– Предлагают бежать из окна верхнего этажа. Разве они не прочли, что все наши окна запечатаны?

– Что там еще? – Я забрала записку. Мария и Алексей читали через мое плечо.

Будет ли возможность каким-то образом успокоить малыша и опустить его из окна, не причинив боль?

– Малыша? – усмехнулся Алексей. – Кто этот военный? Если он настолько предан, почему не пользуется подобающими титулами?

– Не стоит быть столь чувствительным, маленький царевич, – поддразнила я, хотя выбор манеры, с которой офицер упоминал об Алексее, меня тоже раздражал.

Могу ли я придумать с оставшимися чернилами какое-нибудь заклинание, которое заставит Алексея онеметь? Может быть, еще одно или два заклинания облегчения помогут ему достаточно, чтобы справиться с побегом из окна. Но это все равно не изменит того факта, что наши окна закрыты.

На лестничной площадке прозвенел звонок, и Мария сунула записку под блузку. Вошел Авдеев, и папа поднялся со стула. До прогулки в саду оставался еще час. Видел ли он беспокойство – вину – на наших лицах? Неужели узнал о письмах?

– Все должны идти в сад, включая царицу.

– Есть ли причина для дополнительного времени на свежем воздухе? – Папа положил руки в карманы, вероятно, чтобы скрыть дрожь.

Других солдат с Авдеевым не было, и он отвечал тем дружелюбным тоном, который проскальзывал, когда он не пытался сохранить лицо.

– Возможно, у меня для вас хорошие новости.

Мы подчинились. Харитонов вынес Алексея на свежий воздух и посадил на качели. Я повязала бритую голову шарфом, нервничая из-за того, что Заш меня увидит. В эти несколько дней именно он чаще всего дежурил снаружи. Мама поднялась из коляски, бледная, прижав руку к голове. Мы устроили ее в тени, чтобы жара не усугубляла ее боль.

Я хотела пойти к ней, но с тех пор как раскрылся секрет о Распутине, она от меня отдалилась.

Авдеев выстроил нас в шеренгу, снова чопорный комендант, теперь уже в присутствии своих солдат.

– Вы останетесь снаружи под пристальным надзором, пока вас не позовут. Комиссия по рассмотрению вопроса об окнах в доме специального назначения находится здесь для осмотра помещений.

Папа отвесил поклон.

– Спасибо. Дайте нам знать, как мы можем помочь.

Осматривают окна – чтобы убедиться, насколько те надежны? Попало ли письмо Белой армии в руки Авдеева? Наверное, нет. Он сказал что-то про хорошие новости для нас.

Мы не видели членов комиссии, но оставались на улице до самого обеда. Я даже могла бы его пропустить. Мы смеялись и играли в догонялки с собаками. С каждой частицей солнца я наполнялась энергией, гораздо более ценной, чем еда, – надеждой, светом, чувством свободы.

Кое-кто из охранников присоединился к веселью, хотя большинство оставалось на своих постах. Заш и Иван патрулировали сад. Я старалась не приближаться к ним, чуть плотнее затягивая на голове шарф.

Мария же, казалось, преодолела свое смущение. Она захлопала ресницами, глядя на Ивана и Заша.

– Вы не покатаете нас на качелях?

Прежде чем они успели ответить, она схватила меня за руку и повлекла за собой. Стук сердца опережал движение ног, когда я мчалась к качелям. К Зашу.