Книга Клуб - Такис Вюргер

2:2

Я выхожу с ринга. Мой нос опух. На входе в раздевалку стоит Ангус. Он кладет мне на плечи обе руки.

Ханс

Даже выйдя из душа, я продолжаю потеть. Свои ноздри я затыкаю скомканной туалетной бумагой. Кто-то говорит мне, что Джош выиграл. Нокаутом в первом раунде. Когда я выхожу раздевалки, счет уже 4:4.

Сейчас должен выиграть Билли. Музыка для выхода раздается из динамиков так громко, что многие в зале вздрагивают. Звучит тромбон, 1300 зрителей смотрят на занавес из красного шелка и ждут тяжеловеса из университета Кембриджа. В зале жарко, никто не сидит на своих стульях. Люди хлопают в быстром темпе, выкрикивая имя Билли.

Билли

– Ты слышишь эти звуки, сынок? Они кричат твое имя. Я хочу, чтобы ты сейчас подумал обо всех, кто когда-нибудь поступил несправедливо по отношению к тебе. Сегодня ты встретишься с ними со всеми на этом ринге. Ты слышишь меня, Билли? Выходи! Покажи им, Билли, давай покажи им!

Ханс

Билли, широко шагая, вышел из-за занавеса, в руках у него был флаг, который он растянул над своей головой. Это был флаг в цветах радуги, который висел у него в комнате. Он посмотрел вверх, на свет. Все остальные боксеры выбежали из-за занавеса и тут же направились к рингу. Тренеры говорили нам, что рефери не любят, когда мы устраиваем шоу. Билли стоял перед занавесом, держа высоко над собой флаг, и вдыхал в себя окружающую его атмосферу. Жрец стоял рядом с ним, вытянув левый кулак к потолку. Его правая рука лежала на плече у Билли.

На ринге соперник бегал из угла в угол. От кого-то я слышал, что он родом из Самоа, и вообще-то он не боксер, а регбист. Билли стал наступать, приближаясь к нему мелкими шагами. Я понял, как скучал по Билли. В последнее время я все больше времени проводил в компании Джоша, а не Билли. И чувствовал себя при этом плохо. Но я знал, что это важно, потому что Джош знал каждого в клубе Питта. Когда начался поединок, Жрец накинул себе на плечи флаг Билли. Главный тренер наорал на него. Жрец ударил его рукой, движение было таким быстрым и точным, как у боксера, который когда-то был хорош в своем деле и знал, как наносить удары. Он схватил главного тренера правой рукой за челюсть и прошипел ему что-то в лицо.

Руки Билли подергивались в свете прожекторов. Парень из Самоа выпрыгнул вперед, нанося длинные боковые удары. Билли уклонялся, словно предвидел каждый удар. Во время первого перерыва Жрец стоял перед ним в углу ринга. Билли сел на табуретку. Оба молчали напротив друг друга и спокойно дышали. Я подошел ближе, вспомнил, как Билли избили в клубе Питта в начале учебного года. Мне стало интересно, когда же он научился так боксировать.

В конце перерыва Жрец произнес только одну фразу:

– Я так горжусь тобой, сынок.

Пот блестел на коже Билли. В начале второго раунда он нанес своему сопернику удар прямой правой. Тот упал и закатил глаза так, что были видны только белки. К нему на ринг выбежал врач и вытащил запавший в горло язык.

5:4

Победа. Билли сделал ее реальной. В этот момент я почувствовал легкость, взобрался на ринг и обнял его. Наверное, мы что-то сказали друг другу, но я этого уже не помню. Помню только яркий свет всех прожекторов.

Кто-то протянул через канаты бутылку шампанского, Джош стал выливать содержимое на голову Билли. Внизу, за рингом, я увидел Жреца. Он взял ведро с водой, полотенца, цветной флаг Билли и вышел из зала.

Алекс

Ринг в центре зала напоминал алтарь: когда кого-то приносят в жертву, публика ликует. За такие мысли в очередной раз кто-то скажет, что я сумасшедшая.

Я сидела в последнем ряду на втором уровне слева.

Зрители поднялись со своих мест, я осталась на месте. Он был внизу, и мне не хотелось пока встречаться с ним. Не сейчас. Я наблюдала за ним весь вечер.

Когда Ханс вышел на ринг, я вспотела. Почти каждый раз, когда я видела его, я думала о том, что мне следовало тогда забрать его к себе.

Я хлопала вместе со всеми, когда Джош боксировал с Леваном, чтобы не вызывать подозрений. Дома накануне поединка я встала перед кроватью и била дубинкой по подушке. Но это было совсем не то чувство, когда я била Джоша.

Я подождала, когда все выйдут из зала. Внизу у ринга я увидела Ханса, он стоял, облокотившись на канаты, и смотрел на пустые пластиковые стулья. Он был один.

Напротив старого рынка располагался ресторан. Я встала у входа в ожидании Ханса. На мне было черное пальто, а под ним темный пуловер с капюшоном. Никто из проходящих мимо не замечал меня.

Ресторан принадлежал ведущему одной телевизионной кулинарной передачи, у которого все руки были в татуировках. Каждый вечер ресторан был заполнен до отказа. Но сейчас, за несколько минут до полуночи, он был закрыт. Много лет назад, когда я училась здесь, в этом здании находилась библиотека, в центре которой был зал с куполом и слегка изогнутыми книжными полками. Сделано это было для того, чтобы они вписались в круглые стены библиотеки. Я посмотрела на меню, которое висело в стеклянном ящике на стене. Вечером здесь можно было угоститься «Хлебом ремесленника» за 4 фунта и «Нашими знаменитыми лингвини с крабом» за 13,50.

В этой библиотеке я работала над своей дипломной работой. Тогда я открыла для себя голландских художников и была без ума от полотна Рембрандта «Возвращение блудного сына» настолько, что подала заявку на стипендию, чтобы полететь в Санкт-Петербург, потому что должна была увидеть оригинал картины в Эрмитаже.

На картине были руки. Я хотела увидеть эти руки. Отец обнимал своего сына, в котором был разочарован. Тот, одетый в лохмотья, стоял перед ним на коленях и просил прощения. Левая рука отца была мужской, сильной, она обнимала сына за плечо, а правая была нежной, женской рукой.

Я испугалась, когда увидела оригинал картины, потому что она была большой. Цвета были теплыми. Вера Рембрандта в любовь ни в одной из его картин не проявляется так ярко, как здесь. Отец мог простить, потому что он любил.

Я всегда боялась поговорить с Хансом и попросить у него прощения.

Ханс

Врач сказал, что, пока не спадет отек, он не может точно сказать, нужна мне операция на нос или нет. Он мог бы прямо сейчас вправить кость, но это очень больно и к тому же это, возможно, еще больше повредит кровеносные сосуды. Шарлотта ждала перед раздевалкой. Я никуда не торопился и еще некоторое время постоял на ринге, ожидая, пока не разойдутся зрители.

Я долго стоял под холодным душем, чтобы остановить кровь, так порекомендовал мне врач. Мне ни в коем случае нельзя было сморкаться, иначе кровь из носа могла попасть в глаза, и тогда все вокруг стало бы красным. Но это была такая типично боксерская история, я в нее не верил.

В раздевалке на вешалке висел светло-голубой блейзер из толстого сукна. На плечиках было написано «Ханс Штихлер». В день, когда тренеры объявили состав команды, мы отправились к портному, чтобы с нас сняли мерки. Позже я иногда задавал себе вопрос: что стало с блейзерами проигравших? Ведь только тот, кто выигрывал, мог оставить себе этот блейзер. Я погладил материал, он был шершавым и грубым. Светло-голубой цвет университета был скорее зеленым, чем голубым. Я сказал бы, что это был аквамарин, если бы это не звучало так по-дурацки. Я прислонился лицом к материалу.