Книга Другая правда. Том 2 - Александра Маринина

Социолог милостиво разрешил Леониду Петровичу дать Насте номер телефона, теперь следовало позвонить и договориться о времени, а также записать адрес. Слушая голос Яроша, Настя не могла не признать, что отчим прав: две-три рюмки крепкого напитка звучали в трубке весьма явственно. Без малого тридцать лет, проведенных в сугубо мужском коллективе, научили Настю почти безошибочно определять количество выпитого по голосу и манере речи.

– Могу я узнать, чем вызван ваш интерес к моей скромной персоне? – напыщенно поинтересовался Ярош.

– Безусловно. Но не по телефону. Только при личной встрече.

– В таком случае я оставляю за собой право отказать вам в этой встрече, – сварливым тоном отозвался тот. – Я должен принимать решение сознательно и добровольно, с открытыми глазами. Если вы хотите, чтобы мои глаза оставались закрытыми, то я решение принимать не буду.

– Разумеется. Меня интересуют неонацистские группировки в Москве в середине и конце девяностых. Вы мне поможете?

– Смотря что конкретно вам нужно. Вы ответили очень обтекаемо, это колоссальный массив данных. Я человек занятой, у меня мало свободного времени, и тратить его на то, чтобы излагать непрофессионалу и неспециалисту историю вопроса, я не намерен…

– Евгений Витальевич, у меня есть фотография и список фамилий. Речь, по-видимому, идет об одной-единственной группировке, и мне нужна помощь, чтобы узнать о ней все, что можно. О самом движении есть много информации, и множество специалистов могли бы о нем рассказать, но то, что знаете вы, не знает больше никто, я в этом уверена.

– Ладно, – смягчился Ярош. – Привозите свою фотографию, я посмотрю. Запишите адрес.

Значит, вот как с вами нужно разговаривать, Евгений Витальевич Ярош… Вас не устраивает позиция первого среди средних и обыкновенных, вы хотите, чтобы вас признавали первым среди лучших. Понятно, выиграть у слабого противника – невелика честь, а вот победить чемпиона – совсем другая песня. Хотя и в том, и в другом случае ты – победитель. Но, как говорится, есть нюанс. Поэтому при встрече с Ярошем ни в коем случае нельзя говорить, что никто, кроме него, ничего не знает и не понимает в проблеме. Следует всячески подчеркивать, что специалистов много, и специалистов прекрасных, очень знающих, и любой мог бы, конечно, но… есть нюанс.

Всё, хватит разводить санаторий, пора будить Петра. Завтракать и бегом к Ярошу, пока он еще относительно трезв.

* * *

Магазин с отделом кулинарии, где можно было купить незамысловатую еду и кофе «навынос», попался на глаза почти сразу, как только Настя и Петр вышли из дома социолога Яроша. Неподалеку виднелась скамейка. Идеальное место для того, чтобы прийти в себя.

– Я сейчас умру, – простонала Настя. – Разбаловала меня жизнь на пенсии, утратила я выносливость. Раньше была более тренированной, чужой негатив переносила легко, даже не замечала и не уставала от него.

– Да, тяжело было, – согласился Петр. – Приходилось постоянно делать над собой усилие, чтобы не нагрубить в ответ. Язык так и чесался, если честно.

Петр взял какие-то котлеты, которые ему любезно подогрели в микроволновке, Настя – винегрет, к контейнерам прилагались пластиковые маленькие вилочки. И кофе, конечно же, два высоких картонных стакана с крышками и трубочками. Вот такой у них сегодня получается обед.

– Сейчас отдышимся немножко, и я позвоню Дорошину, – сказала Настя.

Встреча с Евгением Витальевичем Ярошем и вправду прошла тяжело, зато результативно. Хорошо, что отчим заранее предупредил о характере и алкоголизме социолога, Настя подготовилась, внутренне собралась, проинструктировала Петра. Пока они добирались до Яроша, тот успел, по-видимому, пропустить еще пару рюмочек. Некоторые люди от выпитого расслабляются и добреют, некоторые же, как Ярош, становятся мрачными и агрессивными. Настя напрягалась изо всех сил, чтобы говорить правильные слова и избегать неправильных реакций на откровенное хамство хозяина дома, и теперь чувствовала себя разбитой, раздавленной и ослабевшей. Ну ничего, бывает. Переживем. Главное – результат.

А результат был очень и очень неплохим. Настя показала Ярошу длинный список фамилий, составленный ею на рассвете, уже после того, как Петр заснул. В этом списке были фамилии всех свидетелей, так или иначе фигурировавших в деле Сокольникова. Для чистоты эксперимента она включила в список всех подряд, даже тех, кто по возрасту или статусу никак не подходил на роль «участника молодежной группировки». Например, мать и отца Андрея Сокольникова, сотрудников и друзей убитых супругов Даниловых, одним словом, всех без разбору. После долгих вежливо-льстивых уговоров Ярош, преисполненный осознанием собственной значимости, забрал список и унес в другую комнату, запретив гостям идти вслед за ним. Слышались звуки выдвигаемых и задвигаемых ящиков, злобное чертыхание, шлепанье на пол тяжелых папок. Когда Евгений Витальевич вернулся, в списке стояли крестики напротив четырех фамилий. Одна из них – Сокольников, другая – Щетинин.

Ярош поведал, что в апреле, как обычно, вокруг даты дня рождения Гитлера активность неонацистов оживала, но в 1998 году они уж слишком яростно ринулись пропагандировать свою идеологию, и в соответствующих органах решили больше не ждать и провести наконец давно готовившуюся операцию по обезглавливанию движения хотя бы в столице России. На представленной фотографии запечатлен один из отрядов, в который входил Андрей Сокольников. Группенфюреры и активисты отрядов, а также более крупных звеньев были арестованы, в их числе и командир Андрея. Группа стала распадаться, пацаны растерялись, никаких указаний сверху не поступало. Постепенно все сошло «на нет». Неонацизм, конечно, уничтожить на корню не удалось, он и по сей день живет, но в тот момент удар нанесли сильный, и молодые фашистики на какое-то время примолкли, некоторые группы потом возродились, а некоторые так и канули в безвестность.

Дмитрий Щетинин числился в том же отряде, что и Сокольников, и был лет на шесть-семь старше Андрея. И два других свидетеля, чьи фамилии Ярош отметил крестиком, тоже из этого отряда. Щетинин был одним из ближайших помощников арестованного командира. Поскольку отряд был совсем небольшим, никого, кроме «главного», не тронули, остальные члены группы, по-видимому, считались не представляющими опасности. Скорее всего, им не могли предъявить обвинений ни в чем уголовно наказуемом, прямых доказательств не собрали. На момент развала отряда Дмитрий числился заместителем директора фонда, а примерно через полгода сменил место работы. Сокольникова посадили за тройное убийство.

– В общем, как всегда, контора рулит, – злобно процедил сквозь зубы Ярош.

– Контора? – непонимающе переспросил Петр.

– Ну а как вы думали? – неожиданно взъярился Евгений Витальевич. – Приличный мальчик, тихий, никому не нужный – и садится за убийство, а дважды судимый Щетинин мало того, что фондом каким-то командует, так еще и переходит в службу безопасности к какому-то фирмачу.

– У Щетинина были судимости? Мы не знали.

– А вы вообще что-нибудь знали?! Сыщики, мать вашу! У Димы Щетинина за плечами были две ходки за грабежи и разбои. Ну, времена были такие, что можно было и с пятью судимостями хорошую должность занимать, ничего удивительного.