Книга Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной - Ольга Арефьева

Савватий согласно закивал, сглотнул сухим горлом и положил котомку на порог. Та почти сразу покачнулась и упала внутрь дома, словно кто-то ее тихонько потащил.

Дом скрипел, паутина дрожала, отовсюду выглядывали. Стоило повернуться, как что-то пряталось в темноте или за углом мебели — такое, что нельзя рассмотреть.

Савватий задрожал и пошел в сумерки вслед за бабусей.

— Вот дрова, вот топор, смотри не перепутай! — засмеялась бабка как-то слишком долго.

Дрова

Он взял ватными руками топор и ударил по полену, в первый раз еле-еле и криво. Но потом втянулся в привычное движение и, вспомнив сверкающие улыбкой глаза учителя, начал раскалывать чурки с одного удара. Он рубил и рубил, пока не стала ночь и бабуся не поманила его ногтистым пальцем. Из баньки, больше напоминающей собачью будку, тянуло огненным запахом, он втиснулся в низкий проход, внутри было тускло и невыносимо тепло. Савватий с чувством попарился, облился могильной водой из черного торфяного ручейка с перекошенным мостком, оделся обратно в грязное и пошел в дом. Пахло тестом и сушеной травой, полушубками, шерстяными носками, молчанием и гречкой. Бабка налила ему водки, поставила кашу. Он съел, бесчувственно глотая жар с объемом, и почувствовал, что его неодолимо морит сон. Слипающимися глазами он успел увидеть, что из углов выползают разноразмерные мохнатые тени с широко поставленными бессмысленными глазками. Бабка улыбалась, что-то темное навалилось сверху, он устал бояться и уснул.

Игрушки ели его всю ночь.

Патефон

Утром он проснулся бодрым и отчего-то засмеялся. «Ну, рассказывай», — проскрипела Баба Йога. Голос шел не из нее, а откуда-то из угла. Савватий оглянулся и увидел патефон, который крутил пластинку. Пластинка молчала и только громко шипела. Когда Баба произносила новое слово, оно опять звучало сбоку. Савватий понял вдруг, что ему всё равно, и перестал оглядываться на патефон. Он начал рассказывать про детские обиды, свое ученичество, разбитый дома стол. Он признался, что его не любят девушки, дошел до своего желания стать самым сильным и заплакал, а она покачала головой. Короткие ответные реплики: «Ну и как?» — «Неужели?» — «А она?» — «А он?» — «А ты?» — «Да не стесняйся, рассказывай!» — доносились с пластинки и совпадали с движениями щелястых губ.

Мясной пирог

Пластинка кончилась, он сидел тихий с высохшими глазами, просительно глядя в пол. Бабка достала из печи пирог с мясом и спросила: «Знаешь, из кого начинка?»

Он похолодел и стал ощупывать себя. У него не было ног.

«Ешь-ешь!» — приободрила его Баба Йога, и он ел.

Пирог был удивительно вкусным.

— Завтра мы съедим твои руки, — сказала она, и он согласно кивнул. — А пока еще есть чем, наруби опять дров.

Она взяла его полтела цепкими куриными пальцами, отнесла за дом, поставила на чурбак, дала топор, и он снова стал рубить. Она подсовывала всё новые чурки, и стало видно, что некоторые из них напоминают людей, некоторые — зверей, а некоторые — вещи. Он разрубил своих отца и мать, кота и игрушки, потом альбом марок, клюшку, пластинки и лестницу подъезда. Затем пошли знакомые и одноклассники, портфель, дневник и телевизор. Большое и маленькое, деньги и автомобили, люди и дома — всё было размером с полено. Весь его мир, вся память, ценности, радости и страхи уместились в одинаковые чурки, которые он колол на одинаковые поленья. Он немного задержался, когда надо было разрубить дерево в форме одной девушки, но потом ударил и по нему. В конце была деревяшка с искрящимся взглядом старика. Ему показалось, что тот засмеялся и одобрительно кивнул. Савватий расколол и его.

«Ничему, ничему я не научился!» — молча повторял он, пока бабка несла его полтела в баню, парила, вытирала и заворачивала в рваную вязаную шаль с какими-то знакомыми кистями. Она напоила водкой из той же бутылки, что и вчера, накормила такой же кашей. На улице опять был вечер, он не знал, сколько времени колол — несколько часов, суток или лет. Вопросов больше не оставалось. Сон начал смаривать его, меховые игрушки уже не дожидались, пока он уснет, а начали есть его вполне открыто. Савватий смотрел, как из его тела вытаскивают сердце, опутанное множеством похожих на веревки сосудов, как звери тянут каждый на себя печень и еще какие-то пленки. Он долго спал, проснулся очень слабым и легким, снова ел мясной пирог, уже из верхней половины своего тела.

— Тело — знак греха. У кого есть тело — тот раб гравитации. Он идет из утробы в могилу и весь его путь — это пожирание: то он, то его. Тело — тюрьма со множеством удовольствий. У освобожденных нет тела, — говорил патефон, Баба Йога уже не утруждала себя открыванием рта, а на ее лице стало три глаза. «Чем же я ем?» — спохватился он, чуть не подавившись мясным пирогом. У него ведь не было ни горла, ни рта. У него не было ничего. Он был мертв.

Ему отчаянно захотелось быть живым.

— Я хочу есть! Я хочу дышать! Я хочу ебстись! Я хочу!.. — закричал он беззвучно, но с огромной силой.

— Ну что ж, хочешь — значит, будешь, — усмехнулась Баба Йога и выключила патефон. Шипение пластинки прекратилось, и он понял, каким оно было громким.

Стало как-то пусто, и он увидел, что его руки и ноги на самом деле при нем, дом — светлый, а Баба Йога — не такая уж старая.

— Ну что ж, расскажу я тебе о том, что ты ищешь, — сказала она со вздохом. Всё выглядело слишком обыденно, и он понял, что чего-то главного не понял.

Система противовесов

— Так ты, бабушка, получается, волшебница? Добрая или злая?

— Мир — это система противовесов. Я ни то, ни то.

— Ну сделай что-нибудь! Мороженого можешь?

— Могу, но не хочу.

— А почему ты живешь в таком домишке? Сделай себе побольше!

— Могу, но не хочу.

— Ну завоюй весь мир!

— Не хочу и не могу.

— Но почему?

— Чем больше ты можешь, тем меньше хочется. Чем больше силы, тем меньше желания ее применять. Потому что вместе с силой появляется понимание причин. Начинаешь видеть, что ничего не бывает ниоткуда. У любого чуда есть цена, и, когда ее знаешь, уже не хочется его совершать.

Волшебные вещи

Жила-была девочка. И встретила она добрую волшебницу. И та подарила ей волшебный чайник, в котором вода никогда не закипала, волшебный кошелек, в который сколько денег ни положишь — все исчезают, и волшебную шапку, которую, если наденешь — все на тебя бросаются с криком «держи вора!». Зачем же волшебница подарила ей такие подарки? Да потому, что ей самой они не были нужны.