Книга Дневник моей памяти - Лара Эвери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну и система! У меня сердце колотится как бешеное.
система системой, а толк от нее все-таки есть, ведь так?
Не верится, что она, в самом деле, помогает.
представляешь теперь, как я жил последние четыре года?
ХА-ХА!
ты же сидишь рядом – зачем пишешь «ХА-ХА»? просто засмейся, и все
Если я засмеюсь, догадаются, что я не больна.
ага, понял, тогда не смейся
ДА ТЬФУ, я не смеюсь!
ха-ха-ха-ха-хаааааа;)
Субботний вечер, смотрим всей семьей «Губку Боба», потому что сегодня очередь Дэви выбирать фильм. Я для вида бурчу за компанию с Гаррисоном и Бетт, но, как ты знаешь, я втайне считаю этот мультик уморительным. И, сказать по правде, осьминог Сквидвард во многом на меня похож.
Между прочим, я написала Мэдди. Еще раз попросила прощения, предложила встретиться. Она просто ответила «ага», а на вторую часть не откликнулась. Наверное, и вправду очень занята. Всякий раз, когда вижу ее в школе, она спешит куда-то в шумной, счастливой компании. Интересно, дошел ли до нее слух, что у нас со Стюартом все всерьез? И опять же, рассказывает ли про нас Стюарт, и если да, то что именно?
Да, интересно.
Я: Работаешь?
Стюарт: Дааааа, а что?
Я: Я твоя девушка?
Стюарт: Название твоих мемуаров будет: «Сэмми Маккой: дойти до самой сути».
Я: А если серьезно, то да или нет?
Стюарт: Давай при встрече обсудим. Может, сегодня, когда освобожусь?
Я бросаю взгляд на маму с папой; Дэви разлеглась у них на коленях, Бетт – возле маминых ног, мама расчесывает ей волосы. Вспоминаю мамины грустные глаза, когда она просила меня почаще бывать с семьей. Напоминаю себе о «группе поддержки» и о том, что надо больше думать о других.
Я: Не могу, я сегодня дома, с семьей.
Стюарт: А, понял. А завтра?
Я: Давай. Но если бы тебя попросили прямо сейчас ответить одним словом, «да» или «нет», что бы ты ответил?
Гляжу на экран. Стюарт набирает сообщение. Черт! А вдруг я чересчур на него надавила? Что мне стоит быть небрежной, легкомысленной? Да не могу, потому что я на самом деле не такая – и точка. К тому же я его ждала целых четыре года. Теперь у меня каждая минута на счету. Прячу телефон под диванную подушку и решаю, что больше проверять не буду.
Сквидварду нахлобучили на голову ведро с водой в ресторане «Красти Краб».
Губка Боб тянет за ведро, да с такой силой, что оно летит в голову Патрику.
Я достаю телефон.
Стюарт: Одним словом? Да.
Вчера, Сэм-из-будущего, у меня отнялся язык. Онемел, будто после укола новокаина у зубного врача. Я обнаружила это утром, когда чистила зубы. Как будто во рту здоровый кусок мяса – ни проглотить, ни выплюнуть. Я испугалась, заплакала.
Хотела вернуться в постель – подождать, пока пройдет – на мое счастье, воскресенье, ни с кем разговаривать не надо, – но великие женщины из «группы поддержки» чуть ли не подмигивали мне со стены над рабочим столом. Я вспомнила, что поклялась именем Элизабет Уоррен разузнать о болезни все, что только можно, и всегда говорить о ней начистоту. Говорить начистоту, конечно, тяжко, если вместо языка во рту котлета.
Так что в школу я сегодня не пошла, а мама опоздает на работу, потому что повела меня к доктору Кларкингтон.
– Ты с ней говорила по телефону? – спрашиваю я маму.
– Да.
– От этого есть лекарство, да? – С тех пор как это случилось, у меня сердце заходится при мысли, что мою выпускную речь, возможно, придется отменить. Или, хуже того, произнести через силу, заикаясь и мямля, будто у меня полон рот ирисок.
– Да, есть лекарство.
– У меня сейчас голос как у говорящей собаки?
Мама смеется.
– Нет, что ты, говорящим собакам до тебя далеко.
– Но чувствую я себя именно так.
– Бедная ты моя, – вздыхает мама. – С утра у тебя голос намного лучше, чем вчера. И вот еще что: ты правильно сделала, что сказала. Всегда говори, если вдруг станет плохо.
– А если вдруг станет хорошо? – спрашиваю я, вспомнив субботнюю переписку со Стюартом.
– Тоже говори.
Мы помолчали, глядя на малыша, который стучал кубиками, сидя на полу в приемной. Вчера мы со Стюартом весь день переписывались – о нашем любовном опыте (точнее, о его опыте), о том, как должны относиться друг к другу парень и девушка, если они пара, о наших опасениях.
– Вот что, мам…
– Что?
– Знаешь что?
– Ну?
– У меня есть парень.
Мама изумленно раскрыла глаза.
– Тот, с кем ты ходила в клуб каноистов?
– Стюарт Шах.
Мама выдохнула, хитро улыбнулась, но про себя наверняка опасалась, «как бы чего не вышло».
– Ты же давно от него без ума!
Я в ответ улыбнулась.
– Откуда ты знаешь?
– Милая моя, мы же три раза ходили с тобой на «Гамлета»! Ты так и ела его глазами!
– Это да. – Я прыснула, вспомнив, как три года назад бедные мои родители терпеливо слушали, как пищит Аликс Конвей в роли Офелии, силясь изобразить британский акцент. Мэдди потрясающе сыграла мать Гамлета. Даже не верилось, что ей всего пятнадцать. – Время летит.
Мама положила руку мне на колено и слегка его сжала.
– Ну, рассказывай.
– Значит, так… – начала я, сглотнув, чтобы говорить разборчивей. – Я бы хотела… чтобы вы не волновались, если я куда-нибудь пойду со Стюартом.
Мама по своему обыкновению пропела: «М-м-м-м».
– Мама!
– Я думаю, – сказала она. И добавила: – Он знает?
Это она про болезнь.
– Нет. Но я расскажу.
– Хорошо.
– Обещаю быть осторожной, – успокоила я ее.
– М-м-м-м… – Мама запрокинула голову, прикрыла глаза. Она не выспалась, до ночи помогала Гаррисону доделывать проект по естествознанию.
– Он очень хороший.
– Верю, – проговорила мама, не открывая глаз. – И все равно у меня душа не на месте, Сэмми. Прошу, будь осторожна. Если куда-то соберешься, обязательно предупреди меня и подумай, как это отразится на твоем здоровье. – Она улыбнулась своим мыслям. – И сердечко тоже береги. Это твое первое серьезное увлечение. Не бросайся в омут с головой. Но опять же, это не про тебя. Ты никогда головы не теряла, слишком уж ты рассудительная.