Книга Друзья не умирают - Маркус Вольф

Когда я по телевидению увидел Уильяма в пути на митинг в первых рядах демонстрантов, рука об руку с Петрой Келли, Гертом Бастианом и другими ораторами, мне стало легче пережить потерю моего источника сведений о боннской кухне власти, я был даже немного горд своим другом, который твердо отстоял свои принципы, в том числе и против моих односторонних интересов.

Последние годы жизни Уильям посвятил движению за мир. Вместе со многими известными лицами он возглавил в следующем году «манифест мира 1982». Неустанно он выступал с речами, писал статьи, давал интервью. Его статьи о политике мира, политике добрососедства и сегодня так же актуальны, как и во время их написания: «Все опять, как раньше. В бундестаге опять сидят представители тех, кто ничему не научился и все забыл… Не у нас одних усиливается извращенный национализм. Дух времени далек от разума, терпимости, верного видения, и это создает опасность для мира».

Осенью 1983 года он шел на демонстрации вместе с миллионом людей против размещения на территории ФРГ американского атомного оружия. Когда бундестаг в ноябре после двухдневных, часто бурных дебатов одобрил большинством голосов размещение американского оружия в ФРГ и первые детали ракет «Першинг-2» должны были привезти с военного аэродрома в Рамштайне на склад в Мутлангене, восьмидесятивосьмилетний Уильям сидел в ветровке перед американской ракетной базой. Долгий жизненный путь привел его от добровольца армии кайзера в ряды последовательных борцов против войны.

Конспиративный характер наших встреч давно потерял смысл. Однако Уильям очень ценил наши встречи на вилле, проходившие с большими интервалами. Теперь у нас было больше времени поговорить о наших столь различных жизненных путях и о странных обстоятельствах, которые свели нас. Развитие ГДР и противоречия в политике ее руководства в отношении движения сторонников мира занимали большое место. Поддержка на словах не соответствовала ограничениям в отношении таких лиц, как Петра Келли и Герт Бастиан, репрессивным мерам против действий «зеленых» в собственной стране. Положение в ГДР, в защиту легитимных интересов которой он постоянно выступал публично, что отнюдь не добавляло ему друзей, его очень беспокоило. Поездки к родственникам в Хернхут в Саксонии и беседы с одним из бывших сокамерников, жившим в Галле, позволяли Уильяму постоянно быть в курсе дел. «Вы должны еще многое сделать и многое изменить».

Плюрализм мнений - это было одним из его неотъемлемых требований. Мои соображения о том, что это невозможно из-за враждебности Запада, он не принимал: «Вы должны быть достаточно сильными, чтобы допускать и другие точки зрения».

Его занятия основами общественного развития уводили его все дальше от «Я-общества», как он называл общество капитализма, к «Мы-обществу». Для него гораздо больше, чем для других либералов, наряду с экологическими проблемами, требования социальной справедливости относились к важнейшим требованиям современности. В социалистических странах он видел добрые намерения, которые, однако, не соответствовали реальностям социализма.

Когда его партия согласилась с двойным решением НАТО, он вышел из нее и присоединился к движению за мир. По случаю его 90-летия Лейпцигский университет имени Карла Маркса пригласил его для выступления. Возникло замешательство, когда в его речи прозвучали слова: «Роза Люксембург в вопросе о свободе соответственно констатировала, что под этим следует понимать свободу других. К этому мне нечего добавить! Нащ народ на собственном опыте выстрадал понимание того, к чему это ведет, когда преступные идеи становятся девизом государства». В то время в ГДР этот тезис Розы Люксембург оставался на вооружении диссидентов, которые, впрочем, почти совсем не занимались остальным творчеством этой великой политической фигуры. Уильям своим приездом в Лейпциг и этими словами подчеркнул свою независимость от обеих сторон. Одним из последних подарков, который он сделал мне в знак нашего взаимопонимания, было репринтное издание годовых комплектов журнала «Вельтбюне» за прежние годы.

Постоянным предметом наших бесед были записки об истории его жизни, идею написания которой предложил и постоянно поддерживал я. Я опасался, что это может так и остаться благим пожеланием, и поэтому мы оба записывали беседы на видеокамеру. Его вдохновение и жизненная энергия казались неисчерпаемыми. В заметках в моем дневнике отражено мое восхищение удивительным состоянием его здоровья. Никогда я не слышал от Уильяма жалоб на болезни. При наших встречах он умеренно ел и пил, иногда упоминал о повышенном сахаре, что было естественно в его возрасте, но решительно отвергал всякие ограничения по возрасту, особенно если они касались езды на автомобиле, его истинной страсти. Напрасно я пытался уговорить его не ездить самому за рулем на большое расстояние между Берлином и Бонном. Не удалось отговорить его и от покупки нового, особенно скоростного БМВ. Спорить с ним и по этому поводу было бесполезно.

После моего официального ухода со службы прошел год, когда пришло известие о его смерти. У меня было такое чувство, что я потерял своего близкого друга. Хотя он и прожил прекрасную долгую жизнь - 92 года, многие из наших общих для нас целей так и остались не достигнутными. Тем не менее, он ушел из жизни с чувством исполненного долга. В этом ему можно позавидовать.

После смерти Уильяма 2 сентября 1987 года именно то общество, от которого он давно отошел, нашло слова признания. В письме с соболезнованиями президента ФРГ Рихарда фон Вайцзеккера говорится:

Его дух был свободен и молод до глубокой старости. Его жизнь определялась убежденностью демократа, который без колебаний решительно выступал за свободу и демократию. Он приносил жертвы там, где считал нужным, отстаивая свои основополагающие ценности. Его слово, как бы неудобно оно часто ни было, значило очень много. Оно находило слушателей далеко за пределами его собственной партии. Он не боялся конфликтов. Его всегда вдохновляло стремление преодолевать то, что разделяло не только поколения, но и немцев в разделенном отечестве.

Морис

Дорогая Соланж, дорогая Мириам, дорогой Чарли, Морис ушел от нас - к сожалению, очень рано. Смерть освободила его от долгих мучений. Как это ни верно, любое слово кажется слабым утешением.

Для нас Морис был верным другом, каких мало, он был близок нам, как родной сын.

Морис оставляет в нас воспоминание как о чудесном, высокоодаренном человеке. Многое нашло отражение в его статьях, книгах, фильмах и телевизионных передачах. Все это не может возместить Вам понесенную утрату.

В тот незабываемый вечер в Вашей парижской квартире, дорогая Соланж, мы чувствовали большую любовь и прочную сплоченность в Вашей семье. Морис любил Вас больше всего. Он не стеснялся говорить о своей большой любви к матери. Мы обнимаем Вас всех с самыми добрыми мыслями о Морисе. Во вторник мы будем с Вами.

Из-за воспаления легких в тот вторник, 5 января 1999 года, я не мог быть на похоронах. В прессе сообщалось, что на отдаленном кладбище собрались многие сотни людей, женщины и мужчины различного социального положения, различного происхождения и различных профессий. Такой же необычной, как и сам Морис, умерший в возрасте пятидесяти лет, была и эта траурная церемония. Конечно же, пришли многочисленные участники событий шестьдесят восьмого года, многие даже в этот день -в застиранных джинсах и заношенных пуловерах. Морису бы это понравилось. Буржуа - участники церемонии были одеты в строгие, преимущественно черные костюмы, латиноамериканцы, главным образом из Чили и с Кубы, сторонники Фронта национального освобождения из Алжира, депутаты, ветераны Сопротивления, киношники, журналисты, актеры и популярные певцы, троцкисты, коммунисты -все они собрались у его могилы. Пожилых евреев - друзей Соланж, одетых в кипы, нельзя было не заметить, как и известного в Париже католического священника в сутане.