Книга Друзья не умирают - Маркус Вольф

Наши меры безопасности он считал преувеличенными, решительно противился любым перерывам контакта. Тогдашний министр внутренних дел был его близким политическим другом.

Во время продолжительных встреч в последние годы мы могли более подробно беседовать о его и моей жизни. Как свидетелю событий двадцатого столетия на его долю выпало редкое долголетие при полной ясности ума. Некоторые даты его жизни были мне известны. Я знал, что он участвовал в Первой мировой войне добровольцем в армии германского кайзера, что во времена Веймарской республики он находился под влиянием своего дядюшки национал-либерала - дом дядюшки, в котором Уильям вырос, посещали Вальтер Ратенау и Густав Штреземан, что он был членом право-либеральной Немецкой народной партии. Во времена нацизма он был как предприниматель «вервиртшафтсфюрером» (руководителем предприятия военной промышленности) и после вступления Красной Армии в Берлин не арестован только потому, что рабочие его предприятия, насильственно угнанные в Германию из СССР, отзывались о нем только хорошо.

Он никогда не был членом НСДАП. Однако он неоднократно говорил о своей ответственности за прошлое, поскольку не оказывал тогда никакого сопротивления. Это было его глубоким переживанием, и он говорил об этом публично. По его мнению, несправедливость никогда более нельзя допускать без противодействия ей. «Почему это называют мужеством, когда человек отстаивает свои убеждения?» -задавал он сам себе вопрос.

В этих беседах я узнал и о многом другом, что составляло его взгляд на мир, который позволил ему сохранить стойкость в заключении, укрепить в нем волю к жизни, свободе и духовной независимости. Это была принадлежность к масонству, духовное содержание которого слилось с его пониманием жизни и либеральности в единое целое.

Когда он рассказал мне о своей принадлежности к масонской ложе «Три земных шара» и о роли масонства в его жизни, я оценил это как знак высокого доверия ко мне. Он подарил мне брошюру «Из тьмы к свету», с посвящением мне. В книжечке были стихи, которые он написал в тюрьме Баутцена. Во вводном стихотворении «К братьям» говорится:

Уроки каменщиков вольных прошли совсем не без следа, Подняться смог и я до мудрости вершин, От красоты ее росло глубокое желанье, Я чувствовал: растет во мне спокойно воля, Так получил я силы к новой жизни. Искусству брата не позволил я исчезнуть, Его понять - меня вы научили.

Я все лучше понимал, почему он отбросил мучительные моменты заключения в глубины памяти и рассматривал это время как испытание, которое он смог выдержать. Братство и служение - эти основополагающие понятия вольных каменщиков определяли для него понимание существа любого либерального мышления. В конце жизни он отверг понятие либерализма, потому что он перестал быть сутью свободного и независимого течения. За ним скрывался лишь оппортунизм, власть денег и чистоган. Под либеральностью, за которую он ратовал, он понимал в первую очередь состояние духа.

В публичных выступлениях последних лет он говорил о политике мира, разъясняя свои представления о либеральности: «Оправданные жизненные интересы другого человека имеют такое же значение и право на равное внимание, как и ваши собственные».

Конфликт между группировкой, представляемой им в рамках партии, и руководством его партии стал неизбежным, когда большинство свободных демократов в правительстве Шмидта выступило за размещение ракет НАТО. Симптомы этого Уильям распознал задолго. Он считал своей обязанностью вместе со своими политическими сторонниками предпринять все возможное, чтобы воспрепятствовать отходу от политического курса, определенного совместно с Вилли Брандтом.

Уже в 1977 году его решительный переход на сторону Герберта Венера на семинаре социал-демократического фонда Фридриха Эберта привлек серьезное внимание. Свои тезисы по обеспечению мира, опубликованные во многих газетах, он обсуждал со мной. Он не согласился с моим мнением, что последствия выступления вскоре приведут к возникновению серьезного конфликта с ведущими политиками его партии.

Так и случилось после одной из его речей в 1978 году, о которой одна из крупнейших немецких газет под заголовком «Один человек переделывает либералов» писала: «Широко раскинув руки, он стоит крупный и крепкий, как молодой триумфатор под громкую овацию делегатов… Твердым голосом с холодной точностью и непоколебимой уверенностью, как человек, которого на закате жизни никто не может упрекнуть в том, что он пытается произвести дешевый эффект или нажить политический капитал».

Уильям отметил, что недостаточные усилия по осуществлению программ либеральных реформ привели к постоянному снижению заинтересованности, мотивации и активности разочарованных членов партии. «Часто наши лучшие умы отходят от дел, поскольку они не считают одно лишь распределение властных полномочий целью либеральной политики». Одно из его любимых высказываний - «Сегодняшние ереси оказываются банальностями завтра».

После этой речи Уильям приехал на нашу следующую встречу почти что в состоянии эйфории. Он не хотел поверить мне, что этим самым он практически разрывает отношения с руководством своей партии. С этих пор на довольно короткое время наши прогнозы и представления о его дальнейшем поведении расходились. Он был единственным членом правления партии, голосовавшим против двойного решения НАТО. Конечно же, оценка соотношения сил и отдельных актеров политической сцены всегда занимала серьезное место в наших встречах в этот угрожающий период. Оценки Уильяма часто бывали полны сарказма, однако, когда мой прогноз оказывался более верным, чем его, он жаловался на то, что между политиками и сотрудниками аппарата партии отношения становятся все более холодными. У нас же, во всяком случае в том кругу, который он знал, чувствовались отношения товарищества и тепла. Некоторые из его друзей, в том числе и тогдашний министр внутренних дел, на которого он рассчитывал, предпочли близость к власти неизбежным политическим расхождениям.

Мне представляется, что, наряду с политическими разногласиями, его требования к характеру человека, идущие от вольных каменщиков, которые он связывал с либеральной традицией, сделали его разрыв с руководством партии неизбежным. Отход от курса, проложенного совместно с Вилли Брандтом, он считал предательством. Уход из партии давался ему нелегко. Я тоже пытался удержать его от этого и убедить в необходимости оставаться в кругу своих старых друзей по партии и тем самым вблизи от центра политической власти. Однако спорить с ним о принципах было весьма сложно.

Таким образом, он сам положил конец своей деятельности как ведущего политика партии.

Некоторые из его политических друзей перешли в СДПГ, другие ушли в отставку. Но не Уильям. В 1981 году он призвал к «борьбе против атомного самоубийства». Движение против размещения ракет развивалось все сильнее. В прессе Уильяма называли «внепарламентским народным представителем» и «институциализи-рованной совестью в Бонне».

В октябре 1981 года митинг в защиту мира в Бонне стал крупнейшей манифестацией такого рода в истории ФРГ. Уже накануне «марш на Бонн» стал главной сенсацией в прессе и темой дебатов в бундестаге. 826 организаций участвовали в этой акции, шестьдесят депутатов бундестага, десять тысяч иностранцев, среди них Лоретта Кинг и Гарри Белафонте. Правая пресса попыталась обвинить ораторов октябрьской манифестации в «односторонности». Однако при всем желании не удалось это выступление трехсот тысяч демонстрантов изобразить как коммунистическую пропагандистскую акцию.