Книга Нопэрапон, или По образу и подобию - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Звонила Монахова. Жена Володи. Хочет с нами переговорить.
Олег выдерживает паузу и заканчивает:
– Монах пропал. Из дому.
Почему-то всегда представлял себе Монахову супружницу (Монашку?!) совсем другой. По голосу? по ассоциации с самим Монахом? по чудной прихоти воображения? Так и виделось: усталая, чуть грузноватая женщина с блеклым лицом, тронутым ранними морщинами, макияж сооружен впопыхах, синяки под глазами разлеглись внаглую; в каждой руке по здоровенной авоське – хлеб, консервы, бананы вперемешку со школьными учебниками, втридорога купленными на книжном толчке…
А вот и шиш тебе, фантазия моя замечательная! – отлеталась, голубушка! Передо мной вполне миловидная дама лет эдак… э-э– э… бальзаковского возраста, со следами былой красоты на лице, и следов этих более чем достаточно. Одета со вкусом, стильно, и косметики (недорогой, но вполне, вполне, это я вам как бывший гример говорю!) ровно в меру – «штукатурка» слоями не отваливается, как у некоторых леди Макбет Мценского уезда.
– Здравствуйте, Олег…
Многоточие понимается однозначно – как невысказанный вопрос.
– Можно без отчества. Просто Олег.
– И просто Дмитрий, – немедленно напоминает о себе мой соавтор, сияя улыбкой Фредди Крюгера, дорвавшегося до сновидений детского сада в полном составе.
Улыбка производит впечатление.
– Ну, в таком случае – просто Татьяна, – через силу улыбается и Монахова. Я вижу, вижу с предельной отчетливостью: эта с виду благополучная женщина держится на пределе. На самом краешке истерики, нервного срыва, битья посуды и бессвязных выкриков – но она держится. И будет держаться, сколько понадобится.
Молодец.
Уважаю.
Мало ли, как тебя жизнь-малина приложила? Совершенно не обязательно выплескивать свое дерьмо на лысины окружающих.
– Татьяна, тут рядом, в «Тайфуне», открытая веранда. Тишь да гладь, и народу в это время немного. Присядем?
– Да… Да, конечно.
Будь мы сами, непременно взяли бы пива. Его, родимого, и хочется – с пеной, со свежими пузырьками… Мы с Димычем переглядываемся и по молчаливому согласию страдаем: пьем кофе. Растворимый. А Татьяне, выслушав ее пожелания, берем кофе с коньяком. Коньяк отдельно, в пузатой рюмочке. В целом наша дама держит хвост пистолетом, вот только когда она достает из сумочки пачку сигарет, а потом из пачки – тонкую и длинную «Vogue» с ментолом… Пальчики-то дрожат?.. Дрожат. И зажигалка тщетно щелкает колесиком, искря впустую, – раз, другой, третий, уже с заметной нервозностью…
Димыч успевает вовремя. Две сигареты слепыми кутятами тычутся в синеватое пламя, и я незаметно морщусь, угодив в дымовую завесу.
Плевать, привык.
Жена приучила.
Да и сам был грешен… ох и грешен!.. Бросил.
Давно, еще в институте.
– Вы понимаете, Олег… Короче, Вовка пропал. Вот, – повторяет Татьяна то, что я уже имел честь слышать по телефону. – Два дня назад. Я уже всех его знакомых обзвонила, кого знала, и в милицию заявила…
– Больницы обзванивали? – Димыч всегда отличался редкой тактичностью. – Неотложку?
Еще б про морги вспомнил!
– Обзвонила, – кивает Монахова. – И… морги тоже. Говорят: такого не зарегистрировано.
– Ну, если там нет – это, пожалуй, к лучшему?!
– Да, вы правы! Но… я не знаю, где его искать! А у нас еще и сын в реанимации, под капельницей… Вот, нашла ваш телефон. Он… Вовка часто о вас рассказывал, называл сэнсеем, учителем. Вот я и подумала – может, вы знаете…
Учителем, значит, называл? И прослезился?! Сразу вспоминается неприятный смешок в трубке: «Ты только вот о чем подумай, сэнсей, ты крепко подумай: двенадцать лет жизни – коту под хвост! А, сэнсей? Что скажешь?!»
Ничего не скажу, Монах.
Промолчу.
– А может… Татьяна, вы извините, что я лезу не в свое дело! – но может, у него появилась женщина? Другая женщина?!
Шкура следователя, в которую я лезу с упрямством, достойным лучшего применения, трещит по швам.
Вот-вот разорвется.
А что делать, если волей-неволей первым делом на ум приходит долговязая девица с лошадиным лицом, телезвезда и гроза нетрезвых насильников?!
– Нет… то есть да, но – не в том смысле! Нет, к той женщине Вовка бы никогда не ушел!
Знаешь, «просто Татьяна», это еще бабушка надвое вилами по воде! Всяко в жизни бывает… хотя учтем: Ольгу-мордобоицу ты, похоже, видала и соответствующие выводы сделала.
Вполне разумные выводы.
– Значит, Володя вдруг просто так взял – и исчез? С бухты-барахты? И ничего странного вы до этого за ним не замечали?
Сакраментальный вопрос. Вечный, из основных интересов бытия: «Кто виноват?», «Что делать?» и «Вы за ним ничего странного?..» А куда денешься – язык сам вопрошает!
Язык мой – враг мой.
«Где враг твой, Каин?» – вот он, господи, во рту болтается, без костей…
– Замечала! Еще как замечала!
Вот те раз!
– А конкретнее можно? Только мы сразу должны вас предупредить: нам неизвестно, где сейчас находится Володя. Но, если мы будем в курсе ситуации… Мало ли – вдруг окажется, что мы знаем кого-то из его знакомых, о ком вы и не подозревали? Сами понимаете…
«Просто Татьяна» понимает. Она все понимает и так энергично кивает головой, что я начинаю опасаться за сохранность ее шейных позвонков.
А еще я почему-то думаю об американце, умершем после боя с Монахом. Проклятье, ведь сто раз же зарекался творить добро и спасать утопающих!.. По лицу Димыча видно: наши мысли текут в сходном направлении.
Шерлок Холмс и доктор Ватсон, понимаешь!.. Эркюль Пуаро и Нат Пинкертон!.. Доктор Джекил и мистер Хайд!.. Нет, эти, кажется, из другой епархии.
Жена Монахова гасит сигарету в кофейном блюдечке.
Впервые берет рюмку с коньяком; делает крохотный, деликатный глоток.
За ним второй – уже не столь крохотный и не столь деликатный.
– Я вам все расскажу. Все! Если это поможет… если есть хоть какая-то надежда!.. В милиции я уже рассказывала, но они даже ничего не записали! Это началось месяца два назад, в середине марта…
К тому, что муж время от времени допоздна засиживается в гостиной у телевизора, включая купленный по случаю подержанный видеоплеер и гоняя на нем свои бесконечные кассеты с мордобоями, – к этому Татьяна давно привыкла. Подобных кассет в доме скопилось уже порядочно, и Татьяна относилась к ним как к бессмысленной, но неизбежной части интерьера, с которой время от времени надо вытирать пыль.
