Книга Заговор обреченных - Богдан Сушинский

– Как эта одежда попала к вам? Почему она здесь?

– По личному приказу фюрера[18], – щелкнул каблуками штандертенфюрер. – Как только он переоделся в новый мундир, этот, уже принадлежащий истории рейха и, несомненно, предназначенный для личного музея фюрера, приказал «немедленно доставить фройлейн Браун», то есть вам. С просьбой при любой ситуации сохранить его.

«Зачем он это сделал? – с горечью подумала Ева, вновь и вновь осматривая изодранную одежду. – Если он жив и все обошлось… зачем ему понадобилось так терзать меня? – Однако, немного поколебавшись, одернула себя: – Ты слишком жестока… Ему больше не с кем было поделиться… Эта посылка – крик любви и отчаяния. “Крик любви и отчаяния”, – повторила Ева, радуясь удачно найденному определению.

Еще с минуту Ева молча осматривала то, что осталось от одежды фюрера, все больше убеждаясь, что спасти его могло только Провидение. Должны были вмешаться какие-то совершенно немыслимые силы, чтобы не дать ему погибнуть.

– Ни в какой музей мира я этот мундир не отдам, штандартенфюрер, – резко молвила Ева. – Я сберегу его до последних дней своей жизни. Он будет храниться в нашем роду как святыня. Вы свободны, штандартенфюрер. Все равно молиться в вашем присутствии я не стану.

23

– У вас появились какие-то новости – да, нет? – медленно поднимал отяжелевшую от полусна-полураздумий, огромную косматую голову генерал-полковник Фромм.

– С нами полковник Штауффенберг.

– Я вижу, что с вами полковник Штауффенберг. Что он все еще с вами и среди вас, – отвечает Фромм, угрожающе набычившись и не предлагая вошедшим сесть. – В то время, как его усиленно разыскивают из «Вольфшанце». Что произошло, полковник? На совещании вы обязаны были докладывать о формировании новых дивизий из ополченцев. Причем докладывать в присутствии самого фюрера – да, нет? Почему вы не выполнили этого?

– Время ли выяснять сейчас, почему доклад не состоялся? – как можно спокойнее заметил Штауффенберг. – Зато вам хорошо известно, господин генерал, что к моменту взрыва я находился в «Волчьем логове», следовательно, могу подтвердить то, что вам уже известно.

– Что кто-то покушался на фюрера – да, нет? Так я знаю об этом от фельдмаршала Кейтеля, который находился в момент взрыва рядом с фюрером. И, как мне стало теперь известно, даже помог ему выбраться из-под обломков здания.

– Сомневаюсь, что ему это удалось.

– Полковник Штауффенберг утверждает, что на самом деле фюрер мертв, – пришел на помощь графу генерал Ольбрихт. – Он лично видел, как выносили его тело. Разве не так, полковник?

– И как павильон, в котором проходило совещание, взлетел на воздух, – ушел от прямого подтверждения Штауффенберг. Даже сейчас, понимая, что ложь Ольбрихта – это ложь во спасение, он не решался в открытую подтвердить ее.

– Что бы вы здесь ни утверждали, господа «валькиристы», а у меня нет оснований не верить человеку, которому я давно привык верить, как самому себе, – фельдмаршалу Кейтелю.

– Фельдмаршал откровенно лжет, – побагровело лицо Штауффенберга.

– Не забывайтесь, полковник, – смеривает его презрительным взглядом Фромм.

– Потому что он лжет…

– Но очень скоро мы узнаем, кто говорит правду – да, нет? А почему, собственно, вы вдруг покинули павильон, где проходило совещание, и оказались в Берлине?

– Он прибыл в штаб по моему вызову, – неожиданно вмещался Ольбрихт, считая, что еще не время раскрывать последний секрет этого обреченного штаба. – Получив подтверждение полковника Штауффенберга о том, что взрыв произошел, мы отдали приказ начать операцию «Валькирия».

– Кто именно отдал этот приказ? Кто конкретно?

– Полковник Мерц фон Квиринхейм.

– Но я запретил отдавать его до тех пор, пока он не будет исходить лично от меня, – стучит кулакам по столу Фромм, и не то чтобы поднимается во весь свой огромный рост, а как-то скользит над столом, словно хочет дотянуться до стоявшего ближе всех генерала Ольбрихта, чтобы схватить его за полу кителя. – Кто позволил отдавать какие-либо приказы командирам частей без моего ведома?

– Это было продиктовано обстоятельствами.

– Плевал я на ваши обстоятельства. Где этот фон Квиринхейм?!

– Полковник фон Квиринхейм здесь ни при чем, – пытается урезонить командующего Ольбрихт. – Он действовал по моему приказу.

– Ах, по вашему?! – только сейчас поднимается во весь рост генерал-полковник Фромм. – Значит, командуете здесь уже вы – да, нет?!

– Нам бы хотелось, чтобы командующим по-прежнему оставались вы, – ответил за Ольбрихта Штауффенберг. – Но для этого необходимо, чтобы вы решились взять на себя всю ответственность, а главное, избавились от сомнений.

– Послушайте, кто вы такой?! – окончательно звереет Фромм. – И по какому праву?.. Так можете считать, что с этой минуты вы уже не являетесь им. Что не освобождает вас от необходимости объяснить причину своего самовольного оставления ставки фюрера. Своего совершенно странного бегства из «Вольфшанце».

– Я не стану вам объяснять что-либо.

– А вы, Ольбрихт, немедленно отмените приказ, – тотчас же забыл о полковнике Фромм. – Никакой «Валькирии», пока я нахожусь на этом посту!

Он хватается за трубку телефона, но Ольбрихт решительно накрывает ее ладонью.

– Мне бы не хотелось, чтобы разногласия между нами зашли столь далеко, – осипшим голосом извещает он командующего.

– А если зайдут?

– Вы окажетесь в очень сложном положении. Поставив в не менее сложное и всех нас.

В двери появляется адъютант Штауффенберга. Никто не знает, почему он пришел сюда, однако Ольбрихт встречает его прибытие с такой радостью, словно явился их единственный спаситель.

– Обер-лейтенант, – твердым голосом приказывает он. – Сообщите дежурному офицеру узла связи, чтобы он отключил телефон командующего. Ни один приказ, отданный генералом Фроммом, не должен выйти за пределы этого здания.

Фон Хефтен выжидающе смотрит вначале на командующего, будто ждет, что тот отменит приказ, потом на Штауффенберга.

– А чтобы не усложнять процедуру ваших выяснений, – вступает в эту, почти театральную, сцену граф Штауффенберг, – должен сообщить вам, господин командующий, что это я совершил убийство фюрера. Выполняя волю группы генералов и офицеров, которые преследуют только одну цель – спасти Германию от окончательного краха.